Николай Коляда рассказал о том, как ему удается превратить театр в праздник

коляда11

Наш корреспондент встретилась с руководителем всемирно известного «Коляда-театра» на международном фестивале «Коляда-Plays»

С Николаем Владимировичем Колядой, художественным руководителем одноименного театра, актером, писателем, преподавателем и известным драматургом, мы смогли поговорить только в последний день фестиваля «Коляда-Plays» — слишком уж много забот лежало на плечах его организатора, который не гнушался даже работой грузчика и водителя, удивляя гостей отсутствием налета какой-либо звездности.

Основатель и руководитель знаменитого на весь мир «Коляда-театра», создавая его, мечтал, чтобы в театре был постоянный праздник для зрителя. Мечта сбылась – старинное имя определило радостную атмосферу, щедрость русской души, искренность, самобытность и все те чудеса, которых мы ждем в детстве от новогодних праздников. Поклонники театра приезжают со всех концов страны и зарубежья в столицу Урала, чтобы пережить забытое многими ощущение – катарсис от искусства.

А пьесы Коляды, которого его почитатели любовно именуют «солнцем русской драматургии», переведены на десятки языков мира и поставлены на сценах театров Англии, Швеции, Германии, США, Польши, Италии, Франции, Финляндии, Канады, Австралии… Его собственный театр часто и с успехом гастролирует за границей.

Нужно очень любить театр в себе, чтобы увлечь этой не вмещающейся в одно сердце страстью всех тех, кто оказывается в радиусе огромного чувства. Коляда, действительно, умеет дарить ни с чем не сравнимые праздники, тому подтверждение недавно прошедший фестиваль «Коляда-Plays».

В день его закрытия на даче драматурга в селе Логиново я заглянула в «святая святых» – кабинет писателя, расположившийся в комнате деревенской избы с печкой, палатями, рукомойником и половичками на полу. «Когда-нибудь в этом доме будет музей, опоясанный веревочкой – «здесь жили и творили…», – смеясь, соглашается с буйными фантазиями гостей хозяин жилища. А затем на лавочке во дворе своего летнего театра рассказывает, почему никто не сможет поставить его пьесу лучше, чем автор, «из какого сора» растут его герои и сюжеты и почему он так стремится превратить жизнь окружающих в праздник.

«Меня всегда били по рукам»

– Я в седьмой раз провожу фестиваль современной драматургии и с каждым разом он все лучше, все больше народу собирает, – рассказывает Николай Владимирович. – Я очень радуюсь, я счастлив. Меня спрашивают: «Зачем ты это делаешь?». Когда я начинал в 1987 году, то пробиться со своей пьесой в театр было не просто сложно, а невозможно! Какую бы ты гениальную пьесу не написал! Драматурги стояли впритык, туда не втиснуться было. «Какой-то Коляда, какая смешная фамилия! – Виктюк мне, помню, говорил. – Ты кто такой вообще, еврей что ли?! Нет? А где ты видел драматурга – не еврея?». «Нет, я украинец», – отвечал.

Били по рукам часто. Я написал пьесу «Мурлин Мурло», ее уже взяли к постановке в театр «Современник» (главную роль в ней играла недавно гостившая в Кургане Елена Яковлева – прим. авт.), а в Нижнем Новгороде был некий семинар режиссеров и завлитов. Меня за эту пьесу били так, что мама дорогая! Говорили: «Да хватит тебе черпать из этой помойной ямы! Да сколько можно про Россию такую гадость писать!». И каждый раз меня за мои пьесы били и били. И когда я встал на ноги, стал преподавать в театральном институте, то понял, что надо помогать молодым. Конечно, бездарному не поможешь. Но если взять пьесы Васи Сигарева или Ярославы Пулинович, видишь, что необходимо их ставить в театре. У директоров театров и режиссеров глаза закрыты, они думают, что современная драматургия – это чернуха, порнуха, гадость, мерзость и все. И только какой-то любопытный человек прочитает и примет, скажет: «Да, это здорово!». И тогда театр перестает быть музеем.

коляда22

В Польше вот недавно прошел фестиваль русского театра, где шли спектакли по пьесам наших современных авторов. Там в каждой деревне есть театр, где ставятся современные русские пьесы – очень много ставят Пулинович, Сигарева, Зуева, Богаева. Ставят именно на больших сценах. У нас такого, к сожалению, нет.

– Николай Владимирович, вы свой самый первый литературный опыт помните?

– Конечно. Мой рассказ «Склизко!» был опубликован в 1982 году в газете «Уральский рабочий». Я тогда писал крошечные рассказики, еще работая актером в театре. Мои рассказы попались в руки писательнице Вере Матвеевой, она их стала очень хвалить. И три-пять рассказов взяли в газету. Они тогда вызвали бурю негодования в театре, все стали надо мной подсмеиваться, издеваться. Потому что не любят, когда кто-то вылезает вперед. Когда я начал писать пьесы, меня вообще все актеры, с которыми я тогда вместе работал, возненавидели. Тем более что я стал получать просто огромные деньги, когда пошла первая пьеса. Купил квартиру, то, другое, поехал за границу… Для коллег это было не очень приятно, и я их понимаю. Но кто виноват, что у меня так жизнь повернулась?!

Сам себе режиссер

– Вы не расстраиваетесь, что не все ваши пьесы востребованы режиссерами?

– Нет. Я просто пишу что-то другое. 102 пьесы уже написал. Сейчас очень много ставят мою «Бабу Шанель». Было несколько пьес, которые шли пожаром по России – «Мурлин Мурло», «Игра в фанты», «Полонез Огинского».

Я просто удивляюсь театрам, что они такие не любопытные. Может, они видят только поверху – такой грубоватый колядовский стиль. А там все другое на самом деле. Порой приезжаешь в театр, где твою пьесу поставили, и видишь, что ухватили лишь то, что на поверхности лежит, не копнув вглубь. Когда сам ставлю у себя в театре, все всем ясно, это совсем другой язык.

– Лучше, чем вы, никто не поставит ваши пьесы?

– Никто и никогда! Были какие-то отдельные моменты, актерские работы, оформление. А так чтобы сел и подумал: «Боже, как хорошо меня поняли!» – не бывает. Чаще всего как раз наоборот. Но это не имеет никакого значения. Я раньше ездил на всякие премьеры, разговаривал с артистами, а сейчас уже перестал. Понятно, что никакого искусства, творчества там не будет. Только спрашиваю, заплатят или нет за пьесу. У меня другого заработка нет, потому и прошу деньги за пьесу. И наш театр часто живет на мои гонорары. Если я умею это делать, пускай платят.

– У вас не возникало желания переписать, подправить уже написанную пьесу?

– Никогда. Написал, пускай летит. А чего переписывать? Это как некий крик. Если пьеса мне не нравится, я ее просто не выпускаю.

– Вы своих персонажей списываете со знакомых, даже с актеров…

– Нет, не списываю, так – какие-то словечки, фразы. А чтобы взять и полностью написать образ и сказать: «Томка, это ты!» – не бывает. Все выдуманное: театральный язык, персонажи и ситуации.

– А как же хор русской песни «Вдохновение», который, как известно, подарил миру прообразы пяти старушек из «Бабы Шанель»?

– Те, кто в живых из хора остался и посмотрел, сначала не очень были довольны пьесой. Героини ведь не очень умными иногда выглядят. Это потом они стали гордиться, что «пьеса пошла там, еще там, мы послужили прототипами». Но ни одного из персонажей пьесы нет в этом хоре, только фраза одной из женщин в пьесу попала: «Я работала в музкомедии балериной 20 лет». Остальная история выдумана. Они мне говорили «спасибо», что я их песню «Твое тепло – мое тепло» сохранил в спектакле. Я делал с ними передачу, потом три года назад после окончания фестиваля приехал сюда в Логиново, сел и написал пьесу.

Ситуации я в жизни подсматриваю, но не бывает «один к одному». Реального человека сложно описать «тютелька в тютельку» – его лучше выдумать.

– А бывает, что наоборот – пьесы влияют как-то на жизнь, и ситуации из них материализуются, влияют на судьбу людей?

– Так бывает, но влияют не на судьбы людей, а на мою лично. Я что-то напишу, а потом это в моей жизни происходит. Как будто предчувствие какое-то. А, может, это просто совпадение, черт его знает…

– Вот вы говорили как-то, что по рукам определяете человека, это как?

– Руки должны быть красивые. Я смотрю в глаза сначала, потом на руки. У меня в пьесе «Полонез Огинского» есть очень большой монолог о руках. Главная героиня Таня говорит о разных руках, но это не Таня говорит, а я говорю. Все монологи в пьесах – это мои собственные мысли. Догадывались? (смеется).

– Вот забавный монолог персонажа из «Группы ликования» про «страшных, старых дяденек, которым 50, и они говорят, что они мои ровесники», очевидно, вы написали под влиянием подобной встречи.

– Это вот здесь в Логиново произошло. Пришел сосед мой Миша, царствие ему небесное, два года назад помер. Спрашивает: «А ты с какого года-то?» – «С 1957 года». – «Так мы с тобой ровесники!» – Я смотрю на него: «Мама! Я такой, что ли, как он?!». А он такой старый-старый, ну он керосинил, у него цирроз печени уже начался. Тут в Логиново я много словечек услышал, и от Мишки тоже. Еще Валентин Иосифович Гафт в моей пьесе «Уйди-уйди» на сцене «Современника» говорил его словами: «Дом оставлять нельзя – он сразу носом клюк».

– Свой рай вы, как героиня пьесы «Баба Шанель», тоже с кошками представляете? (сейчас их у Коляды пять, а было 11 – прим. авт.)

– Да, это мои слова.

– А с людьми в раю быть не хотите?

– Нет, потому что надоели все. Все понятно с ними. Не надо с человеком долго разговаривать, можно поговорить одну минуту и все понятно. Мне, во всяком случае. Я сразу вижу даже, как мебель у него в квартире стоит, во что он одевается, какие у него привычки.

– В пьесах Коляда-театра порой получается, что очень много мусора на сцене, а вы говорите, что любите порядок. Как это все совмещается?

– Не знаю, не задумывался. Вот в «Вишневом саде» на сцену высыпается 4000 одноразовых стаканчиков, но от этого возникает, по-моему, невероятная гармония и порядок. Это ведь каким образом посмотреть на мусор. Если ты утром видишь: окурки валяются, бумажки, ты говоришь: «Дворник не работает». Но если идет поэт, он видит какую-то поэзию, красоту даже во всем, что валяется у него под ногами.

– А вот эти непременные носки с дырочками?

– Это в «Букете» я всем купил носки и вырезал дырки в одном месте – у всех актеров торчит один палец. И образ нищеты от этого возникает, и гармония одновременно.

О политике и искусстве

В канун последних президентских выборов вокруг имени Коляды разразился страшный скандал – оппозиционеры не могли простить ему поддержку властей. Недоброжелатели-мракобесы грозились даже поджечь театр, устраивали провокационные акции.

– Да, я не оппозиционер. Я вошел в прошлом году в штаб поддержки Путина, за что получил и до сих пор получаю. Я просто очень хорошо помню, что было в 90-е годы, и видел, какая страна досталась Путину и что он ее тянет. А то, что говорят, что у нас полицейское государство, я думаю, нужна такая властная рука. Мне он очень нравится, мне кажется, что он все правильно делает. Я вспоминаю, какой позор мы все русские испытывали, когда Борис Николаевич Ельцин пьяный дирижировал оркестром, пьяный выходил из самолета. В то время когда мы ездили за границу, то считались там просто быдлом. Нам давали 6 долларов, чтобы мы что-то купили себе на две недели в поездке. Это так ужасно было, когда мы за границу брали с собой водку, икру, ложки и все это меняли в каких-то магазинах на курточки из кусочков кожи. Я во всем Путина поддерживаю. Если мне что-то не нравится, я имею полное право его ругать, я и ругаю порой, я не боюсь и не стесняюсь это делать. Но когда начинают мне где-нибудь за границей задавать вопросы про «Пусси Райт»: «Как вы посмели?! Это же свободное искусство!», я отвечаю: «Слушайте, у вас в церковь придут девки голые, начнут выступать, вы что будете делать? Успокойтесь, ради Бога!». Может, слишком много лет им дали, но этих хулиганок надо было наказать. Я не считаю, что это «великое свободное искусство».

Я смотрю на наших оппозиционеров и думаю: «Какие вы стали все бедные, несчастные, как вам плохо живется!». Сладкого много, хочется все чего-то соленого. Я знаю всех этих людей, которые выступают против власти. Модно это стало. Наверное, надо выступать и правильно, что выступают. Может, надо критиковать власть. Но я просто знаю многих негодных подлецов, москвичей, с которыми я разругался, знаю их привычки, наклонности, и думаю: «Сидели бы вы и не квакали!».

– А часто приходится скандалить?

– Я не скандалю, а посылаю на три буквы и все. Если мне кто-то не нравится, я скажу в глаза. Зачем я буду молчать?!

О гении и злодеях

Один из молодых драматургов, учеников Коляды, спросил его про отношения с великим русским поэтом Борисом Рыжим, который работал в журнале «Урал», возглавляемым в то время Колядой.

– У меня тут на даче стоит диван, который раньше стоял в редакции журнала. На этом диване Боря Рыжий спал иногда, выпивал, много чего делал.

Рыжий повесился в 2001 году, и я знаю, что его просто затолкали в петлю. Когда у нас в журнале «Урал» пьянки какие-то были, ему наливали полный стакан с полосочкой, обнимали и говорили: «Пей-пей, ты поэт! Ты должен вообще либо спиться, либо повеситься – в России поэты долго не живут!». И вот они внушали-внушали…

– Кто?

 – Ну кто? – друганы-поэты, коллеги, которые сейчас живут припеваючи. Они сейчас пишут о нем книги, воспоминания, как они пили, гуляли. Я видел все это своими глазами, врать не буду. Боря Рыжий написал в своем дневнике про меня, как я ему стихи поэта Уфлянда будто бы кинул в лицо. Стихи нам прислали, а там мат-перемат, он сказал: «Это надо печатать!». Я ему: «Боря-я, ну что же мы это будем публиковать, нам финансирование только дали, мы стали получать деньги от области. Нас же закроют!». Он возмутился: «Как ты можешь?! Вот «Новый мир» возьмет и напечатает!». Я: «Вот напечатают, Боря, ты мне покажешь! Забирай!». Он в воспоминаниях написал, что я «их бросил ему в морду». Я ничего не бросал, я воспитанный человек, но у нас с ним был конфликт, и в спектакле Фоменко «Рыжий» эта фраза звучит. Но это смешно, не было такого на самом деле. Мы много с Борей разговаривали, я записал все, что помню о Рыжем. Публиковать пока не буду, потому что не хочу топтаться на костях. В жизни он был невозможно неприятным человеком, особенно когда напивался, не любил людей. Но поэтом был гениальным, я, когда начал читать его стихи, просто обалдел.

«Писатель должен мучиться»

– Вас от депрессии что спасает?

– У меня нет депрессий. Если мне бывает одиноко и скучно, ну выпью. Сегодня выпью после того, как всех награжу. Дня три пить буду.

– А писать будете?

– Когда пью, я не пишу. В июле приеду и буду писать. Но сначала три дня погуляю, врачей вызову, они мне укольчики поставят. И опять жив, здоров.

– Какие-то сюжеты уже наметились для будущих пьес, или они спонтанно в голову приходят?

– Садишься и пишешь, само приходит от Господа Бога. Когда говорят все эти великие писатели: «Роман уже сложился в голове, осталось только записать», я не верю в это, значит, нет ничего в башке. Глупости все это. Писатель есть писатель, ты садишься и работаешь. Переписываешь, мучаешься. Я пишу порой 12 вариантов пьесы. Сначала пишу от руки, потом набираю один вариант, второй, третий, четвертый. Обычно не откладываю на месяц, а стараюсь написать пьесу за три дня или неделю, например. То есть пока ты в этом состоянии живешь. Отложил – все уйдет.

Приезжаю сюда в Логиново, пишу, сплю, в лес по грибы-ягоды схожу и опять пишу. Три года назад я тут написал «Большую советскую энциклопедию», «Бабу Шанель», «Икар», «Клин-обоз» и еще что-то.

– Николай Владимирович, в вашем понимании идеальный актер – это …?

 – Идеальный актер – это Олег Ягодин, идеальная актриса – это Ирина Ермолова. Это когда господь Бог поцеловал в темечко при рождении. Такие актеры раз в сто лет рождаются. С ними работать одно удовольствие, потому что если ты даешь им какое-то задание как режиссер, то они присваивают роль себе и что-то мгновенно от себя добавляют. Успевают в том же направлении, в котором ты думаешь, еще что-то сделать. Великое счастье с ними работать. У меня, слава Богу, в театре очень много хороших артистов – 35 человек сейчас.

«Коляда-театру» обещают новое здание. А что будет со старым? Какие планы у вас на новый театральный сезон?

 – Думаю, что в старом здании останется театр современной драматургии, который у нас существует четыре года. А в двух новых залах можно будет играть параллельно спектакли, в одном может проходить читка. Кроме того, у меня же 20 студентов, которых я не хочу отпускать. Хочу восстановить с ними свой старый спектакль «Ромео и Джульетта».

Осенью буду ставить пьесу «Мертвые души» и пьесу «БА» Юлии Тупикиной, Тамара Зимина в ней будет играть главную роль. Замечательная пьеса, яркие характеры, сюжет интересный. Меня очень порадовало, что уже несколько театров взялись за постановку Юлиной пьесы. Значит, я был прав, когда дал ей первую премию на нашем конкурсе драматургов «Евразия». Жаль, что не моя ученица ее написала. Я все время хвастаюсь, что мои ученицы самые лучшие, оказывается, не только мои.

 У Николая Коляды есть свой рецепт хорошей пьесы: в ней непременно должна быть боль — за всех людей или за себя. И обязательно в начале должно быть очень смешно, а в конце – очень грустно. А сюжет, как признается автор, у него один: «Я пишу всегда одну большую длинную пьесу про любовь».

Фото Светланы Кошкаровой.

Подписывайтесь на наши новости в Телеграм

Газета Курган и Курганцы Новости Кургана не пропустите важные новости

Два раза в неделю – во вторник и в пятницу специально для вас мы отбираем самые важные и интересные публикации, которые включаем в вечернюю рассылку. Наша информация экономит Ваше время и позволяет быть в курсе событий.

Система Orphus

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *


Выбор читателей: