Читать нам —
не перечитать
5 чудесных сказок Александра Пушкина
«Что за прелесть эти сказки!» — воскликнет однажды Пушкин в письме брату Левушке из далекого, ссыльного Михайловского, где вечерами за кружкой доброго вина слушал их в чудесном изложении-переложении няни своей Арины Родионовны. А в зрелые годы возьмет и сочинит свои сказки. И не будет в них ни пресловутой внешней народности, ни подражания западным литературным образцам,ни скучного плоского морализаторства. Это пушкинские оригинальные сказки, гениальные в своей простоте и легкости. По словам поэта, «сказка сказкой, а язык наш сам по себе: и ему-то нигде нельзя дать этого русского раздолья, как в сказке».

«У лукоморья дуб зелёный»
Это еще не сказка, а присказка. Спустя восемь лет после публикации поэмы «Руслан и Людмила», ставшей гениальным дебютом двадцатилетнего поэта, Пушкин напишет к ней предисловие. Но какое же это предисловие — самостоятельный блестящий текст, где в тридцати с небольшим строках умещается весь мир русской сказки, еще не чудесный, но только волшебный, наполненный языческими героями:

Там ступа с Бабою Ягой
Идет, бредет сама собой,
Там царь Кащей над златом чахнет;
Там русский дух… там Русью пахнет!

Герои не толпятся, не мешают друг другу, а кружатся в пушкинском вихре взрослых видений и детских воспоминаний. А кот ученый никогда не спит и все про всех знает. Русалка почему-то на ветвях сидит, а не выпрыгивает из какой-нибудь озерной глади. И так мы и не узнаем, что за невиданные звери бродят на неведомых дорожках… А нам и не надо. Если целому народу и может присниться сон, то это пушкинское лукоморье.

«Сказка о царе Салтане»
Самая веселая и стремительная сказка Пушкина. Веселая не потому, что на свете нет печали и грусти. Уж кто-кто, а Пушкин с его трагическим мироощущением хорошо знал и чувствовал темные стороны бытия. Но тут он решил от всего этого избавиться, освободиться. И создал веселый мир русской утопии, где все печали длятся не долее взмаха лебединого крыла. И чудесный православный город («Блещут маковки церквей и святых монастырей»), где все богаты, возникает на пустынном острове; и белка превращает орешки в постоянно возобновляемые валютные запасы; и с безопасностью все в порядке — город-остров охраняют тридцать три богатыря во главе с дядькой Черномором — никто и не сунется! А захотел Гвидон жениться — лучшая в мире девица становится его женой. Тут можно заметить, что «Сказку о царе Салтане» Пушкин написал в счастливое время первого года своей семейной жизни. И, возможно, отсветилось это в веселой гармонии лучшей русской литературной сказки.

Но с чего начинаются чудеса (не языческое волшебство, а настоящие чудеса) в этой сказке? С православного крестика. Не было бы его — не было бы и «шелкового снурка», который царевич натягивает на лук, изготовленный из ветки куста, растущего на острове. И поражает коршуна, и спасает царевну-лебедь. А она уже все устраивает. Языческое, волшебное, и христианское, чудесное, у Пушкина всегда рядом. Вот только остается вопрос: куда царевич крестик дел? У Пушкина об этом ни слова. Но, судя по дальнейшему развитию событий, Гвидон крестик все-таки сохранил.

«Сказка о рыбаке и рыбке»
Пожалуй, самая назидательная сказка Пушкина, возвращающая нас в знакомый с детства мир «щучьих повелений». Но и здесь нет скучного и сухого морализма. Все легко и свободно, играючи описывает Пушкин все ситуации с бедным стариком, жадной старухой и золотой рыбкой. Впрочем, слово «описывает» не совсем точно. Маршак еще отметил, что в сказках Пушкина очень мало прилагательных, а то и вовсе нет. Царит глагол, действие. Пришел старик к морю, поймал золотую рыбку, отпустил, молвив: «Бог с тобою, золотая рыбка!» И воротился к старухе, все рассказал. Тут и началось: старуха потребовала сначала новое корыто, затем богатый дом, а потом и вовсе перешла от бытовых желаний к повышению социального статуса — поэтапно захотела стать столбовою дворянкой, вольною царицей и в завершении, страшно подумать, владычицей морскою. На том дело и кончилось. Осталась старуха у разбитого корыта, образ которого с тех пор навсегда вошел в народное сознание, продолжает жить в присказках и поговорках.

У Пушкина старик и старуха представляют не просто разные характеры (это и всякому писателю по силам), но различные миры, которые встречаются в пушкинском пространстве. Для старика явление золотой рыбки — чудо Божие, о нем и говорить-то нужно осторожно, не то что требовать каких-то даров. Для старухи — простое языческое волшебство, которым следует воспользоваться по полной программе. Но Пушкин никого не судит, завершая сказку тем, с чего она началась: землянка на берегу моря, старуха, разбитое корыто. Но старика жалко.

«Сказка о мертвой царевне
и семи богатырях»

Литературоведы, занимающиеся сказками Пушкина, часто все сводят к их происхождению, источникам — фольклорным и литературным. Делают это подробно и занятно. Мол, прочитал Пушкин сказку братьев Гримм «Белоснежка и семь гномов», вдохновился, что-то переделал и рассказал о мертвой царевне и семи богатырях. Но сила Пушкина не в изощренном умении заимствовать и утонченно подражать, но в способности, абсолютно гениальной, создавать свой мир и по духу, и по форме. Так и с нашей сказкой, где семь богатырей никак не гриммовские гномы, а героиня настолько русская, что в ее иконописном лике нет ни малейшего западного следа.

И в этой сказке вновь возникает тема волшебства и чуда. Мачеха, более похожая не на царицу, а на сельскую ведьму, обладает (неизвестно, откуда оно взялось) волшебным зеркальцем, вещающим о том, кто на свете «всех милее, всех румяней и белее». А зеркальце, похоже, врать не умеет и отвечает: ты-то прекрасна, но падчерица-царевна круче. Далее сюжет известен: мачеха изводит царевну, умертвляет ее. Семь богатырей, в тереме которых спокойно и приветливо жила царевна, не решаются предать ее земле, а помещают в хрустальный гроб, висящий на чугунных цепях. Воскрешает царевну, как и положено в сказках, королевич Елисей. И это уже не волшебство с зеркальцем, а чудо. Но у Пушкина все рядом и соединяется, казалось бы, несовместимое. В поисках царевны Елисей и богу молится, и обращается за помощью (вполне в языческом духе) к природным силам — солнцу, месяцу, ветру. Но в этом Пушкин верен русскому национальному духу, где все перемешалось и переплелось — и православная молитва, и святочные гадания.

«Сказка о золотом петушке»
Написанная болдинской осенью 1834 года, она завершает сказочный цикл Пушкина. Самая загадочная и непонятная сказка поэта. От былой веселости «Сказки о царе Салтане» (1830 г.) не осталось и следа. Аскетизм, холодные, отстраненные интонации. Ни единого упоминания о Боге. Только волшебство. Звездочет-скопец дарит царю Дадону загадочного золотого петушка, который сторожит царскую землю от набегов врагов. В сказке все иррационально и темно. Неизвестно, откуда появляется Шамаханская царица, из-за прелестей которой убивают друг друга сыновья Дадона. Соблазняется царицей и сам Дадон, забывая о гибели детей. Но тут вновь появляется звездочет, требуя обещанной некогда расплаты за подаренного золотого петушка. И просит отдать ему Шамаханскую царицу. Дадон отказывает. Действительно, зачем скопцу поистине дьявольская красавица? И Дадон убивает звездочета. Кровавая сказка завершается гибелью самого Дадона: золотой петушок клюнул его в темя. «А царица вдруг пропала, будто вовсе не бывало».

Вот такая странная сказка. Самая нерусская из всех пушкинских сказок. Но это — Пушкин, стремившийся к гармонии, но остро ощущавший хаос бытия. Правда, и читаем мы эту сказку нечасто. Больше любим про царя Салтана.