К 80-летию курганского художника Валерия Хорошаева

 новости курган

Интервью из прошлого

Это интервью я взял у Валерия Хорошаева восемь лет назад. Сегодня, вслушиваясь в каждую строчку нашей беседы, ловлю себя на горестной мысли, что Валерия Михайловича уже нет. Он ушел из жизни два года назад. Уходил от нас как-то непривычно, застенчиво, видимо, не хотел, чтобы его жалели, горестно размышляли о его тяжелой болезни. Поэтому для всех нас он навсегда остался тем самым Валерием Михайловичем Хорошаевым — радостным счастливым человеком.

В давние времена и не совсем давние я замечал в облике моего товарища Валеры Хорошаева отличительную черту: жизнерадостность. В разговоре со мной он был убедителен, блистал цитатами, интересно рассказывал о жизни художников, с кем свела его долгая жизнь в Кургане, и о тех, кто занесен в вечные книги мастеров.

Он всегда представал передо мной как с обложки глянцевого журнала: этакий щеголь — одет «с иголочки», всегда выбрит, подстрижен, ироничен, иногда многословен, но все по делу. Начитан, да еще как! Мог легко рассказать о любом авторе — будь то писатель, политик или художник. Впрочем, во всем образе мастера — доброжелательность и уважительность.

Мне часто приходилось бывать в его мастерской на Комсомольской. Две небольшие комнаты с высокими потолками были сплошь увешаны живописными и акварельными работами, в основном подарками многочисленных друзей. Меня восхищал огромный мольберт с нарочито закрытым полотном. Попробуй догадаться, что там, под тканью. А еще его акварельные листы, которые были сочны и прекрасны; и еще листы интерьеров, печатные доски — все это завораживало и удивляло…

Старый гобелен, впитавший запахи мастерской, хранивший дух многочисленных гостей, давно украшал одну из стен мастерской. Древняя книга, матово отливающая золотым обрезом, спокойно дожидалась того момента, когда торопливый посетитель захотел бы ее открыть.

Впрочем, у каждого художника ничуть не хуже свои разноцветные причуды. Но в его мастерской всегда хотелось говорить о многом, относящемся к жизни, любви и искусству. К примеру, говорить о его акварельных листах. Однажды мы вели разговор о любви к литературе. И в той беседе, сохранившейся в моей памяти и в диктофонной записи, было много всего разнообразного о жизни моего друга, Валерия Михайловича Хорошаева. Мы говорили о книгах, к которым у нас было одинаково восторженное отношение. Тогда я спросил его:

— Ты начитанный человек. Откуда в тебе любовь к книге?

— Когда я еще учился в училище в Свердловске, я всегда много читал. Еще мой дед Николай Ефимович меня к этому приучал. Когда я приезжал к нему летом, то всегда у него для меня лежали «Робинзон Крузо», «Дети капитана Гранта» и другие книги. Он говорил: «Это тебе надо обязательно почитать». Он сам был лирически-романтический человек. Эта связь с книгой привела меня в Свердловское издательство. И здесь я впервые начал заниматься оформлением книг. Конечно, больших книг мне не давали, но оформлял небольшие. Например «Таран четырех» — о летчиках времен Великой Отечественной войны. Они повторили подвиг Николая Гастелло. Я встречался с одним из писателей, который написал эту книгу, интересовался, расспрашивал. И эта книга получила известность и сразу попала на первую графическую выставку в Свердловске. Думаю, благодаря не моим иллюстрациям, а тем, как она интересно была написана. Я был молод, чуть больше 20‑ти, учился на третьем курсе художественного училища. После этого сделал большую серию иллюстраций по сказам Павла Бажова. Несколько таких работ были напечатаны в журнале «Уральский следопыт».

И еще одно из радостных событий того времени: когда готовился к печати сборник античных поэтов, я подумал: как создать иллюстрации к произведениям античных поэтов, как их труды дошли к нам из древней Греции? И тогда сделал гравюры на гипсе. Это были надломы античных амфор, рельефов. Необычный подход к оформлению вызвал фурор в издательстве. Я долго искал материал, из которого можно было сделать иллюстрации: заливал гипс на стекло и делал такие гравюры. К сожалению, эта книга так и не вышла. Бывало и такое!

Столкновение с книгой, с различной литературной реальностью проходит через всю мою жизнь. Работал над иллюстрациями к стихам Марины Цветаевой, к текстам Солженицына, Дюрренматта, Бодлера, ко многим другим писателям, в том числе и к курганским. И вот этот литературный момент, я думаю, и поныне проходит через все мое творчество. Всегда я стараюсь найти какую-то поэтическую, романтическую сторону. Все это приходит само собой. Я долго над этим размышлял. И пришел к выводу, что занятия литературными изысканиями пришло не случайно. Словно откуда-то свыше мне подсказали: иди так и непременно так!

— Долгие годы ты создавал «лицо» Кургана, да и сейчас готов убрать все его «морщины», чтобы сделать свой город моложе.

— Могу сказать с гордостью: я был первым профессиональным дизайнером интерьеров в Кургане. Много моего труда вложено в узнаваемые курганские здания: в аэропорт, центральный универмаг, в Дворцы культуры заводов «Химмаш», «Курган-

прибор». Участвовал в оформлении интерьеров нашей филармонии, в реконструкции театра драмы, Дворца молодежи, многих банков, кинотеатра «Курган», нового выставочного зала, который украшает моя шестиметровая хрустальная люстра, других важных городских зданий. Я работал тесно с моими хорошими друзьями-архитекторами: Геннадием Захаровым, Артуром Булыгиным. Кстати, мой младший брат Владимир тоже архитектор и на должности главного архитектора города работал с 1990‑го по 2011 год. Они всегда говорили: «Ты, Хорошаев, вечно находишь какой-нибудь неожиданный поворот в создании интерьеров!». Я и сам был несколько удивлен, когда впервые вдруг на выставке интерьеров в Тюмени искусствоведы пригласили меня на телевидение, а там перед видеокамерами пошли размышления о романтизме в акварели. Конечно, я был уже подготовлен всей своей предыдущей жизнью к этому разговору.

— Для Кургана ты человек не посторонний. Печать твоего радостного труда заметна повсюду. Это тебя радует?

— Радует. Поэтому я всегда говорю так: это мой город, я участвовал в том, чтобы он стал краше. Нельзя забывать и о том, что я еще оформлял многие музеи города — свыше двенадцати музейных экспозиций! Моя лебединая песня — музей декабристов. А потом экспозиция музея города, часть экспозиции в краеведческом музее, на многих предприятиях Зауралья. В том числе и музей нашего знаменитого хирурга Гавриила Илизарова. Музеи — это же народная память. Память на века!

— И все-таки как ты оказался в Кургане?

— Мой отец, Михаил Яковлевич, военный, офицер, прошел две войны — финскую и Отечественную, в 56‑м году вышел в отставку. И мы из Свердловска переехали сюда, в Курган. Что дальше? Десятилетка, пытался учиться в Омском медицинском институте, который серьезно испугал меня своими латинскими премудростями. После первой зимней сессии я благополучно его покинул. Потом служил в армии, затем пытался поступить в Московский полиграфический институт и недобрал каких-то полбалла. Я и до сих не могу представить эти полбалла. А когда я вернулся в Свердловск, я встретил там своего друга Гену Тимеева. Он мне говорит: «А мы в художественное училище поступаем». И я с этими документами поступил в училище.

— А в это время в училище учились воспитанники Валериана Илюшина — нашего великого художника, ученика Константина Савицкого.

— Конечно же! Со мной учились курганцы Толя Морозов, Герман Травников, Боря Синицын. Они, правда, были немного старше меня. Позже я подружусь с Валерианом Федоровичем Илюшиным. Мне кажется, он гордился всеми нами, знал каждого из нас и верил в то, что мы будем не просто хорошими художниками, но и хорошими людьми.

— А почему ты выбрал акварель? Ведь много и других видов изобразительного искусства. Акварельные листы своеобразны, но недолговечны. А работы маслом живут веками.

— Акварель достаточно долго будет радовать. Сохранились же акварельные листы из прошлых столетий. У каждого художника разные увлечения. Мне в годы юности нравилось заниматься гравюрой. Тогда было повальное увлечение этим. Я делал цветные линогравюры. Тогда большие художники, как Виталий Волович, Геннадий Ушин, создавали большие работы. Когда я в 69‑м году приехал в Курган, то привез с собой именно гравюры. И, когда я пришел в Союз художников, меня посмотрели, и Саша Петухов сказал: «О-о, к нам приехал еще один художник!» И эти же гравюры пошли на первую зональную выставку в Челябинске. Вот так я сразу попал в сообщество художников Кургана. И после этого все зональные выставки проходили с моим участием. В Свердловске был хороший печатный цех, в Кургане ничего не было. И заниматься гравюрой стало сложно. Но художника формирует среда. А среда в Кургане была такова, что акварель была основным увлечением художников. Акварелью занимались Травников, Петухов, Годин и другие. И вот общая среда и Всесоюзные выставки акварели всех нас подтягивали. Так родилась эта страсть, которая потом переросла в одно из основных занятий. Но кроме этого я, конечно, занимаюсь масляной живописью. Но основное направление — это городской пейзаж. И здесь можно увидеть улочки Рима, Флоренции, Петербурга, Москвы и многой российской провинции, в том числе и наши прекрасные города Курган, Шадринск. Меня увлекает такой урбанистический пейзаж.

— Какими ты запомнил известных курганских художников, которые сейчас, увы, на том свете? Например Валериана Федоровича Илюшина?

— Валериан Федорович Илюшин был человеком из другой эпохи. Он искренне не понимал, зачем устраивать выставки, если на них не продают работы художников! Его дипломная картина была приобретена меценатом за большие деньги, на которые он объехал всю Европу. Наивно верил в добро и, когда обжигался, страдал. Борис Евлентьев создал изумительный портрет Илюшина, который сейчас находится в Курганском художественном музее. Он изображен именно таким: спокойным, доброжелательным, рассудительным. Валериана Федоровича любили все художники.

— А Александр Петухов? Мне кажется, он торопился жить.

— Да. Он говорил: «Жизнь коротка, а дорога к познаниям не кончается». Саша все время стремился к познанию нового, к самообразованию. Частенько спрашивал меня: «Что нового в толстых журналах? Что прочитать?» А потом читал Ремарка, Сэлинджера, позднего Катаева, Трифонова. Я видел на его столе в мастерской книги Набокова, Бунина, Есенина. Он любил работать под музыку Баха, Малера, Моцарта, Рахманинова, Прокофьева, Шостаковича. Таким образом он насыщался творчески.

— Ты был дружен с большим художником Володей Пшеничниковым. Что притягивало тебя к этому мастеру?

— Он был надежным человеком, убежденным в правоте своего предназначения. Как-то глубокой ночью, возвращаясь из мастерской, Володя встретил на автобусной остановке человека… из Монголии. А автобусы уже не ходили. Разговорился с ним. Оказалось, тот привез на лечение к Илизарову свою дочь, а в этот момент направлялся в гостиницу. «Зачем в гостиницу! — сказал Володя. — Переночевать можно у меня». Они подружились. Потом Володя узнал: его гость — крупный партийный деятель Монголии. Он дважды организовал Володе путешествие по пустыне Гоби, познакомил с монгольскими художниками. Так создалась знаменитая коллекция акварельных листов Пшеничникова под названием «Пустыня Гоби». Она рассказывает об этом удивительном крае. Какая мистическая, галактическая красота!

— Картины художника живут не только в его доме. Они как ласточки разлетаются по свету. А где твои работы, в каких музеях и домах?

— Мои работы находятся в фондах нашего музея. В Томском, Тюменском музеях, в Ирбитском музее графики, в Кагалыме, в других музеях, откуда до меня иногда долетают весточки о моих работах. А уж в частных коллекциях — не сосчитать! В Великобритании, во Франции, много работ в Италии, Болгарии, Венгрии, Японии, в США, Сербии, Канаде, даже в Австралии.

— Возможно, поэтому твое имя занесено в Международную энциклопедию искусств — за подвижничество, за глубокое проникновение в культуру других народов и наций.

— Может быть, громко сказано. Но верю в то, что мои работы с радостью живут во многих странах и этим самым доставляют кому-то удовольствие.

— Недавно ты выиграл конкурс на лучший бренд города Кургана. Видимо, сказались твои познания в истории Кургана.

— Я много работал с историческими документами, фактами, различными легендами, мифологиями. Поэтому я поставил себе такую задачу: бренд должен заключать то зерно, из которого вырос наш город. Я представил древо, под сенью которого мы сейчас живем. Эта крона, которая нас укрывает, этот курган — все выросло из Царева кургана, у которого когда-то основались наши пращуры. Они пришли сюда не просто как на вольницу, чтобы погулять. Нет! Алексей Михайлович, отец Петра первого, издавал специальные приказные грамоты, на основании которых шли по российским просторам поселенцы. И они остановились на берегах степной реки Тобол, и было построено знаменитое Царево городище. Это был форпост Российского государства. А почему военное поселение? Так ведь нападали на поселение различные кочевники. Сколько их было! А потом уже встали на охрану регулярные войска. Драгунский полк, вооруженный мушкетами, копьями, саблями, здесь стоял. Сейчас в витринах нашего музея есть это оружие — это реально существовавшие артефакты. Из этого острога родился город Курган. Это и есть основа, исторически оправданная. Она более верна, чем какие-то вещи другого плана, которые то появляются, то исчезают. А это культурно-исторический факт!

— Чего, на твой взгляд, не хватает в облике Кургана?

— Город мне нравится. Особенно главная площадь, которая является памятником архитектуры 50‑х годов. Она была спроектирована известным архитектором Гофардом. У нас довольно обширный культурный «ландшафт»: театры, филармония, музеи, выставочные залы. Хотелось бы добавить несколько штрихов на исторических объектах Кургана — создать монументальные мозаичные клеммы. К примеру, здесь была первая аптека, почта, гимназия, здесь работал первый врач Кургана, здесь жил первый градоначальник, а здесь было первое реальное училище… Такие места мы обозначили в планах программы «Любимый город», принятой городской Думой. Это бы обогатило городскую среду. В нашем Кургане жили и другие персонажи: крупные промышленники, купцы, которые создавали экономическую основу. Они создавали продукцию, торговали ею, к примеру в Англии. Мало кто знает, что один из наших купцов, Смолин, являлся членом Французской академии наук, Географического общества Франции. А промышленник Балакшин получил Золотую медаль в Париже и Мадриде за свои турбины. И другие известные в те времена лица были достойными людьми. И мне хотелось, чтобы в память о них появились скульптурные произведения, пусть даже малой формы. Неплохо бы изобразить первого фотографа, Алексея Кочешева, с его фотоаппаратом рядом с его домом. Чтобы у нас появился скульптурный портрет казака, основавшего наш город. Чтобы были обязательно представлены все сословия, создававшие и прославлявшие наш город: купцы, мещане, артисты, поэты и художники. Думаю, когда-то в нашем городе обязательно появится памятник великолепному детскому писателю Леониду Куликову».

Подписывайтесь на наши новости в Телеграм

Теги: , ,

Газета Курган и Курганцы Новости Кургана не пропустите важные новости

Два раза в неделю – во вторник и в пятницу специально для вас мы отбираем самые важные и интересные публикации, которые включаем в вечернюю рассылку. Наша информация экономит Ваше время и позволяет быть в курсе событий.

Система Orphus

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *