Заслуженный артист Российской Федерации, актер Курганского театра драмы Иван Степанович Дробыш отметил семидесятилетие.
Большую часть прожитых лет – 50! – он отдал театру. А если принимать во внимание не только работу актером, но и учебу, и увлечение юности, то почти 60. В интервью газете «Курган и курганцы» артист рассказал, как не свернуть с выбранного пути, что роднит трагедию и комедию, нужна ли творческому человеку свобода и как не потерять уверенность в себе ни в 20 лет, ни в 70.
Сцена вместо сглаза
Иван Дробыш ходит на работу в театр уже полвека. Его повседневность – репетиции, спектакли, заучивание ролей, переживания перед премьерами. За все это время ему ни разу не приходила в голову мысль о профессиональном выгорании или усталости. «Я выбрал эту колею с детства и никогда не сворачивал», — говорит он.
Будущий артист родился в Белорусской социалистической республике. Тетка пророчила маленькому Ване карьеру экстрасенса: говорила, что как девятый, самый младший ребенок в семье, он способен выводить сглазы. Но мальчик увлекся другим.
«Старшие сестры вспоминают, что моя любимая радиопередача была концерт по заявкам. Я пытался подпеть, подыграть. А потом произошло нечто необъяснимое. Щелчок: это твое. Мы тогда увлекались кино, бегали смотреть фильмы в кинотеатр. Артисты казались нам божествами. Внутри возникало непонятное ощущение, и я думал, «Господи, почему не я?», — вспоминает Иван Степанович.
Тринадцатилетним подростком он переехал в Казахстан – в недавно построенный город Рудный Костанайской области. Сестра туда отправилась поднимать целину, вышла замуж и Ваню забрала к себе после смерти матери. Ему пришлось спешно учить русский язык, чтобы пойти в местную школу. Несмотря на сложности, все сложилось удачно. После уроков ребята бежали уже не фильмы смотреть, а на репетиции в народный самодеятельный театр.
«Мне не было еще 16 лет, когда мы с одноклассником Женей Паперным – сейчас он Народный артист Украины – решили поступать во ВГИК (Всероссийский государственный институт кинематографии им. С.А. Герасимова). В мае, в конце 10 класса, полетели в Москву на конкурсную программу. Оба подготовились, выступили. И не прошли. Не сдались – поехали в Щукинское высшее театральное училище и даже в ГИТИС (Государственный институт театрального искусства, крупнейший театральный вуз в Европе). Но все мимо. Оставалось только возвращаться. Я ехал через родную Беларусь, через Минск – дай, думаю, и там попытаю счастья! Но по своей молодости и глупости не смог найти институт (2ГИСа-то не было!). И растерялся: как я один в большом незнакомом городе? Где ночевать, как не потеряться? Уехал в деревню к родным».
Там будущему артисту пришла мысль круто изменить планы: поступить на исторический факультет и стать учителем. Поехал в институт в Гродно. Сдал документы. Подготовился к экзаменам.
«Подхожу за билетом. И думаю: а зачем? Какой учитель? Я же, вроде как, для другого создан? Развернулся, забрал документы и уехал в Рудный. Стал снова играть в народном коллективе. Но надо же как-то жить – пошел в ученики к слесарю. Потом шил мужскую верхнюю одежду. Так год прошел. И мы снова поехали поступать. Женьку взяли в Щукинское училище. А у меня опять ничего не получилось! Но за год я, видно, повзрослел, ума набрался. В очередной раз вернулся на родину и поступил в Белорусский театральный институт».
В советское время после любого вуза, даже театрального, распределяли по рабочим местам. Выпускник Иван Дробыш попросился в Костанайский областной драматический театр имени М. Горького. Там он работал четыре года. Сходил в армию на Дальний Восток. А потом влюбился в девушку из Кургана – Надежду, младшую дочь актера театра драмы Бориса Колпакова.
«Она приехала к брату – моему коллеге Вячеславу Колпакову. Мы играли с ним в одном спектакле. Надя увидела меня и захотела познакомиться. Дело закончилось свадьбой, — улыбается Иван Степанович. – Переехали в Курган. И с 1978 года я работаю в Курганском государственном театре драмы. Ни разу с тех пор не было желания что-то изменить и куда-то уехать. Видимо, я из оседлых».
Как свобода обижает актера
Тем не менее, Иван Дробыш успел пожить в четырех странах – Белоруссии, Казахстане, РСФСР и Российской федерации.
«Пока не произошла «тихая революция» 1990-х годов абсолютно не было разницы, где ты находишься. В Белоруссии со мной учились другие ребята из Казахстана. В том числе, Яков Эйберт, мой друг-немец – сейчас он живет и работает в Германии. Мы не обращали внимания на национальности. Была некая общность. После распада Советского Союза многое изменилось. В том числе, театр. Это естественно. Все меняется – и страны, и люди».
Проблема постсоветской России, по мнению Ивана Дробыша, в том, что мы так и не освоили категорию свободы, во имя которой все затевалось: «Люди не понимают, что это такое. Они думают, свобода – это что хочу, то и делаю. Это часто доходит до абсурда. В том числе, в театре. Например, теперь модно привлекать в спектакли медийных лиц, живущих на лайки в ютубе. Хорошо если на сцене появляется обнаженное тело – не ради смысла, а потому что все можно. Но это же не свобода. Это какое-то повреждение».
Обратная сторона непонимания – страх и неприятие. Иван Степанович с обидой вспоминает историю со спектаклем режиссера Дмитрия Акриша «LEAR», где успешно играл короля. Одна из зрительниц вышла из зала через 15 минут после начала спектакля и дала гневное интервью, назвав постановку безнравственной. Спектакль сначала сильно отредактировали, а потом и совсем убрали из репертуара театра.
«Мне до сих пор жаль, что это произошло. Спектакль мог еще идти и идти. У нас даже в мыслях не было делать на сцене то, что увидела эта женщина. Там совсем другие идеи заложены. Она бы поняла это, если бы досмотрела до конца. Я не понимаю, как можно говорить такие вещи о спектакле, который ты не видела. Именно это – непонимание задач и мысли, которые мы несем со сцены, больше всего обижает актера», — рассказал Иван Дробыш.
При этом зритель – главный судья и главная цель любого артиста. Все делается ради него.
«Зритель всегда разный. Это очень заметно на комедиях, где есть пространство для реакции аплодисментами или смехом. Играешь и чувствуешь – не работает: в зале не смеются. Думаешь – плохо играем. А на второй день ставим тот же спектакль – и все идет как надо. Не зря говорят, что театр – живое искусство. Мы, актеры, тоже всегда разные. Да и зритель не может отследить все действия на сцене сразу, он фокусируется на одном и упускает другое. Поэтому спектакли стоит пересматривать. Особенно, если сомневаешься в чем-то».
Хор козлов и подражание худшим
Театр, как известно, появился примерно две с половиной тысячи лет назад в Древней Греции. Изначально это были празднования в честь бога виноделия и плодородия Диониса. Ни о каких жанрах, конечно, речи не шло. Даже театрального действия не было – просто пение. Кстати, слово «трагедия» переводится с греческого как «хор козлов». Позже добавились реплики между партиями хора, действующие лица и, наконец, сюжет. Появились первые драматургические произведения. И само «место зрелищ» — театр.
Отцом жанра трагедии, да и самого театра, считается Эсхил. Первые комедии – сатирические пьесы – создал Аристофан. Его произведения – например, «Облака», «Лягушки» — высмеивали политиков, философов, авторов трагедий. Греки считали комедию низкой и даже непристойной, но она быстро завоевала популярность и оказалась отличным способом воздействия на мнение зрителей. Древнегреческий философ Аристотель определял комедию как «подражание худшим людям, но не во всей их порочности, а в смешном виде».
Иван Дробыш признается, что легче чувствует себя в комедии, чем в трагедии. «Если я играю хорошо отрепетированную комедийную роль, мне даже особого настроя не надо – только душевный покой, — рассказал артист. — Я выхожу на сцену смешить людей и сам получать удовольствие. Чем веселее сыграю, чем сам буду веселее, тем лучше это дойдет до зрителя. А вот, например, в «Морфии» у меня есть выход, где я — одинокий старик со слезами на глазах. Как к этому собраться? Я ухожу вглубь сцены, сажусь и начинаю себя настраивать. Вспоминаю печальные моменты, от которых ком к горлу подкатывает. Когда выхожу на сцену – уже слезы бегут или состояние такое слезное. Тогда я произношу монолог, и он работает. Так что на комедию и трагедию нужно просто по-разному настраиваться. Грубо говоря, я веселый человек, поэтому с комедией мне легче».
Возможно, потому, что трагические спектакли не даются легко, а требуют тяжелой внутренней работы, в итоге получается настоящее таинство.
«У нас совершенно другая атмосфера на этих спектаклях. Не только я собираюсь, сидя в глубине сцены. Мы все так. Никто не выходит покурить. Все сосредоточены на происходящем. Удивительная вещь случилась, когда мы ставили «Отца Сергия». Я там играю постаревшего главного героя, а молодого — Иван Галюк. Когда мы сменяли друг друга на сцене, то столкнулись за кулисами. Он обнял меня и как бы передал эстафету. Мы так делали каждый раз, пока играли. Это настолько поднимало, там, внутри, мое состояние, что оставалась одна мысль: надо до конца пронести то, что нес Ваня. И я это делал. Не знаю, как объяснить. Такие вещи дорогого стоят и запоминаются на всю жизнь. В этом состоянии – главное отличие трагедий. Когда мы заканчиваем и выходим на поклон, нам всем кажется, что мы сделали нечто. И для себя, и для зрителя».
Людям больше свойственно веселиться, чем грустить и переживать, поэтому невозможно ставить только трагедии. Комедия всегда будет нужна. У людей свои заботы, печали, им хочется уйти от них в театр и посмеяться. Но и подумать, испытать погружение в таинство, тоже иногда нужно.
«Все жанры хороши. Зацикливаться на каком-то одном ни зрителю, ни актеру, ни театру не следует», — считает Иван Дробыш.
Благодарность зрителя или награды?
Именно трагические роли Ивана Дробыша в спектаклях «Четыре выстрела», «Отец Сергий», «LEAR», «Морфий» в последние несколько лет приносят ему успех и даже международную славу. В 2017 году Иван Степанович получил звание «Лучший артист» на международном фестивале сценических искусств «BABEL F.A.S.T.» в Румынии за игру в спектакле «Морфий», где исполнял сразу несколько ролей.
«Это было совершенно неожиданно. Мы даже не думали о конкурсе. Просто ехали — первый раз за границу! У многих загранпаспортов не было, у меня тоже. Тут настоящая лихорадка началась! Столько волнений. И реквизит всякий нужен. Кресло. Мы все это везли из Кургана, там разбирали нашей небольшой группой. Репетировали. У них и сцена совсем другая, и высота потолков. Вечером сыграли спектакль. Нас, конечно, хорошо принимали после — на открытой веранде, с угощениями. На следующий день улетели домой. Ну, хорошо съездили, Румынию посмотрели – что еще нужно? И вдруг мне приходит награда за лучшую актерскую игру. Никто не ожидал. Приятно конечно! Даже хорошее слово человеку приятно, а когда чем-то отмечают его работу – особенно».
Не менее важная награда для актера – реакция зрителей. Момент, когда между залом и сценой устанавливается магия понимания.
«На последнюю постановку спектакля «Морфий» приехали школьники из района. Я думал, что заставить молодых людей два часа смотреть драматическую историю очень сложно. Они же моментом живут, в гаджетах. Чем их привлечь? А после спектакля они попросили нас, артистов, побеседовать с ними. Мы спрашиваем, поняли ли чего-нибудь. Они говорят, да. И было видно по ним, что так и есть. Попросили разрешения всех нас обнять за то, что мы показали на сцене. Это был очень счастливый момент, который сложно объяснить. Я всегда считал театр храмом. Не в том смысле, что здание такое или история. Просто театр — это какая-то тайна и для зрителя, и для артиста. И во время нашей работы происходит таинство».
Страшный сон актера
Чтобы таинство случилось, нужен огромный труд. Раньше процесс подготовки спектакля длился дольше. Теперь сдавать работу нужно быстрее, так что актерам приходится быть в предельном тонусе. Самая простая на взгляд зрителя комедия или спектакль-концерт требуют серьезных репетиций, чтобы каждое слово и действие были отточены.
«Не просто вышел и сплясал. Везде – работа. К тому же надо не только свое видение роли воплотить, но и то, как это видит режиссер. Хуже нет, когда думаешь, что делаешь все правильно, а режиссер приходит и говорит – не годится. Сложно перестроиться и сыграть по-новому».
И даже когда все готово и артисты уже на сцене, случаются непредвиденные моменты. Например, вчера роль от зубов отскакивала, а сегодня в середине спектакля слово забыл. Или целый диалог.
«Самое страшное для артиста, когда ты на сцене, и вдруг в сознании — белый лист. Ничего не помнишь. Со мной такое впервые произошло, когда мы играли спектакль «Единственный наследник», — поделился Иван Степанович. — Там все было в стихах, заменить слово на слово трудно. И тут у меня этот белый лист, о котором рассказывали страшные легенды. Я стоял. Все не знали что делать – спектакль остановился. А я помнил только последние два слова из длинного монолога. К счастью, они сопровождались действием: мой персонаж подходил к служанке, шлепал ее и говорил «Я наследник!». Я пошел на мизансцену, к служанке, сказал эти последние два слова. И все закрутилось – служанка стала играть дальше, спектакль ожил, и я все вспомнил. Это очень страшные моменты. Я до сих пор иногда боюсь выходить на сцену. Ладно, в тот раз выкрутился, а если не повезет? Не уйдет этот белый лист? Что тогда? Занавес только давать. В молодости я все запоминал, мне никакие суфлеры были не нужны. А с возрастом – увы».
Секрет настоящей свободы
Иван Степанович служит в театре уже половину столетия. Он 15 лет на пенсии, но оставлять любимую работу не собирается. Время, когда театр был закрыт из-за пандемии, считает самым жутким.
«Говорят, если хочешь избавиться от привычки, необходим 21 день. И вот я думал, мы на карантине не 21 день, а гораздо больше! А ведь работа – тоже привычка. Привычка действовать, видеть определенных людей, общаться, играть спектакли. Если это уходит, нарушается естественное течение жизни. Думаешь – сейчас разленишься, живот вырастет, что тогда делать? Я считаю, что если уж взялся — работай!».
Особенно много, уверен Иван Дробыш, должны работать молодые артисты. Иначе никогда не достичь успеха, даже если есть талант. Сам он в молодости ходил на репетиции всех спектаклей – смотреть, как играют и репетируют другие, учиться у них. Брал все роли, которые предлагали. Но для успеха, признает артист, мало и этого.
«Актер – не каменщик или слесарь, тут все сложно. В театре большую роль играет счастливый случай. Мало сказать – я вот такой талантливый, я буду много работать. Ну, работай. А с кем? Обязательно должен найтись режиссер, который тебя увидит и займет. И хорошо, если не отбросит тебя после одного спектакля, а будет куда-то вести. Нужна удача. Терпение – его многим не хватает. Напористость. Смелость. Желание бороться. Безжалостный труд. Если дали роль — должен ее сделать на сто процентов. Сейчас чаще всего один состав играет, а раньше обязательно был двойной. Например, когда я играл в Кустанае, в афише значилось: Дробыш/Фролов — одна роль. Мы работали по очереди. Если немного дашь слабину, можешь отойти во второй состав. А можешь вообще не играть – режиссер скажет, не могу я с тобой. Не то у тебя. А у Фролова — то. Как тут без борьбы?».
Иван Дробыш считает, что терпения и смелости ему не хватало – иначе мог бы больше сыграть и сделать на сцене.
«Эх, будь у меня напор, нахальство, ощущение самозначимости! – покачал головой артист. — Можно было пойти и сказать – я хочу вот это сыграть! А ты сидишь и думаешь: да что я пойду, если режиссер не видит, какой я талантливый. Нет смысла ждать! Надо пробовать, не бояться. Я думаю, это не только актеров касается, но и любой работы. Сам я этому не так давно научился. За что благодарен Дмитрию Акришу. Он разглядел меня и задействовал во многих спектаклях, которые принесли мне успех. Пусть сейчас они не идут, но я сыграл в них несколько раз и доволен. Главное, появилась мысль: ты еще можешь. А ведь я уже уходить собирался! Даже домик в деревне, в Белоруссии, себе присматривал».
Пять лет назад Дмитрий Акриш пригласил Ивана Степановича в спектакль «Морфий». Роль была маленькая, но и ей собравшийся на пенсию актер был рад и удивлен. Потом оказалось, у него еще роль в том же спектакле, еще, еще. Дмитрий Акриш писал выходы специально под артиста, увидев в нем силу, которая сможет привлечь зрителя. «Морфий» удался. Ивану Степановичу сказали, что он будет играть одну из главных ролей в спектакле «LEAR» — он за лето проштудировал Шекспира и выучил все монологи из пьесы «Король Лир», чтобы зловещий белый лист не испортил такую удачу. И опять международный успех.
«Молодым я желаю испытать это раньше, чем я. Конечно, пандемия натворила дел – зал заполняем на половину или на четверть, а то и вовсе не играли. А значит, не хватает денег. Без денег не пригласить режиссеров. Нет режиссеров – нет работы и шансов раскрыть себя», — сокрушается Иван Дробыш.
В этой ситуации, на его взгляд, один выход – работать. Даже если это простой уличный спектакль или концерт. Дали самую маленькую роль в спектакле – играй по полной! В этом – рост. Счастье. И творческая свобода.
Газета Курган и Курганцы Новости Кургана не пропустите важные новости
