О людях, вере и душе
Этого паренька Михаил приметил сразу: «Худенький, маленький, значит, донесу». Аккуратно поднял бойца и взвалил себе на спину. Уходить нужно было скорее. Только что противник атаковал наших штурмовиков дронами. И сделает это еще, чтобы никого не оставить в живых на поле боя.
Боец слабо стонал от боли. Михаил чувствовал эту боль, и она проникала в самое его сердце. Молитва! Непрестанная молитва – вот было спасение для обоих. Когда боль отступала, боец начинал говорить. Голова его лежала у Михаила на плече, и, несмотря на то, что парня было еле слышно, слова можно было разобрать. Он говорил о жене, детях – двух сорванцах, которые больше года растут без отца. О доме, который непременно построит. О том, как в жизни ошибался и делал что-то не так, – по крайней мере, сейчас ему так казалось. Его рассказ больше походил на исповедь, и было непонятно – с кем именно он сейчас говорит? С собой? С тем, кто нес его на своих плечах? Или с Богом?
Раненый замолчал и тихо выдохнул. Рука соскользнула с пояса, тело обмякло и потяжелело. Михаил опустил бойца на землю и тихонько над ним помолился.
Потом врачи ему скажут: «Ранение слишком тяжелое… Не выжил бы».
С тех прошло много времени, а Михаил до сих пор переживает и молится за того паренька.
Пастырский долг
Священник Михаил Шушарин на СВО поехал добровольно. Двадцать лет он служит в кафедральном соборе Александра Невского. В какой-то момент понял, что сейчас больше нужен не здесь. Решение принял за секунды, когда 9 Мая возлагал цветы к Вечному огню. На памятных табличках на Аллее славы в Кургане занесены имена обоих его дедов. Митрополит Курганский и Белозерский Даниил благословил отца Михаила.
Две недели провел в учебной части вместе со своим отрядом, в котором были парни со всего УрФО. Там и сдружились.
Все задания и нормативы проходил наравне со всеми. Трудились до седьмого пота. Почти каждый день – марш-броски по пересеченной местности со спусками и подъемами, в тяжелом снаряжении и с грузом. Особенно усердно тренировались уворачиваться от смертоносных дронов, которых на фронте сейчас как комаров в лесу.
В общем, тяжело в учении, легко в бою. Благо, говорит отец Михаил, в прошлом есть спортивный опыт, так что от других не отставал. Быть обузой там никто не хочет.
4 июня их отряд, 28 человек, доставили на позиции. Передвигались на грузовом «Урале», в полутьме. Любой замеченный противником транспорт сразу же становится целью. Если ударят дроном — всем конец.
Машина была накрыта тентом, но сзади в небольшие просветы можно было разглядеть местность. Вместо домов кругом надгробные памятники почерневших печей. Голый и скошенный снарядами лес, словно кто-то прошелся по нему большим серпом. Машина остановилась. Всех быстро высадили и указали на окопы. Через несколько минут «Урал» скрылся из виду.
— Полная неопределенность – где мы, что мы? – вспоминает батюшка. — Нашли блиндаж. Затем второй и третий. Расселились. Ночью начался обстрел. Только на следующий день мы узнали, что это наши обстреливали позиции противника. А в тот момент не понимали, что происходит. Где-то там перестрелка, танки гудят и лязгают по асфальту. Чьи это танки? А вдруг противник идет в наступление, а до нас не довели приказа… Страшная была ночь… Наутро пришел командир подразделения. Нам все объяснили, показали, ввели в курс дела.
Батя
В подразделении сначала никто не знал, что в соседних с ними окопах – священник. А когда узнавали, удивленно переспрашивали: «Неужто настоящий?».
Отцу Михаилу наказали сразу: внешне никак не выделяться. Если противник увидит на передовой священника – дрона на него не пожалеет. За убитых священников им дают немалые премии.
Отец Михаил выбрал позывной Далмат, в честь преподобного Далмата Исетского. Но между собой бойцы называли его просто Батя. Любили приходить к нему в блиндаж, чтобы вместе помолиться и поговорить. По одному, два, три человека – больше нельзя.
Именно этот блиндаж приглянулся противнику, и он ударил по нему из миномета. Только чудом тогда в укрытии никого не оказалось — отец Михаил только-только отошел за водой.
Высшие силы не раз спасали его и ребят от гибели. В один из дней их группе поступила задача: «Ночью по позициям противника будет стрелять танк. Нужно обеспечить укрытие и маскировку». Все знают: как только отстреляется танк, на позицию прилетят вражеские дроны. Поэтому технику нужно быстро спрятать.
Дроны не нашли танк, но обнаружили троих наших, среди которых был и отец Михаил. За ними началась охота. Бойцы рассредоточились и спрятались в зарослях акации и карагача. Два дрона запутались в извилистых ветках и беспомощно повисли. А третий взорвался в небе. Бойцы потом спорили, чья пуля оказалась меткой. Отец Михаил в него тоже стрелял – по дронам можно, как раз для этого ему и выдали автомат.
Он не ходил в штурмы, но другие задачи выполнял наравне со всеми. Например, часто ездил за провизией и водой, которая там в дефиците. Прямиком к окопам на машине не подъехать – опасно. Поэтому несколько километров приходилось идти пешком и тащить на себе тяжелые грузы. Таких бойцов называли «ноги». «Ноги пришли», — неслось по окопам. Значит, гуманитарка подоспела.
Все думали, что отцу Михаилу не страшно и говорили: «Ты не боишься, и нам с тобой от этого спокойно». Старались держаться к нему поближе. А разведчики, которые потом забрали священника к себе, шутили: «Ты для нас, батюшка, как средство ПВО, тебя Бог бережет и нас тоже».
Но ему было страшно, как и всем. И только постоянная молитва могла успокоить душу. Он говорит, что никогда в жизни не молился так, как на фронте. Просил не за себя, а за ребят, что были рядом. И когда кто-то не возвращался, душа его болела и очень страдала.
Особенно отец Михаил сдружился с Михой – такой был позывной. Человек этот отчаянный, смекалистый, глубокомысленный и мудрый. Ему приходилось нелегко, но он никогда не жаловался. Общих тем всегда было много — о жизни, вере, людях. И на все у Михи была своя история, над которой можно и посмеяться, и подумать.
В один из дней группа разведчиков ушла на задание. Бойцы знали, когда примерно ждать их обратно, и по традиции накрыли ужин на всех. Трое вернулись, Миха – нет.
Живая душа
— Сейчас я знаю, чем пахнет страх. Ванилью, как в кулинарии, — говорит отец Михаил. – Это адреналин. Бывало, сидишь с парнями в блиндаже, а над тобой обстрел. Всем страшно. «Батюшка, — вдруг говорят они, — отпусти нам грехи. Во всем каемся». В этот момент они настоящие.
Если в мирной жизни церковь просит от людей определенной подготовки перед исповедью, то на фронте этого не нужно. Все прожитое – уже перед глазами. Это потом они тебе расскажут о своих ошибках, если захотят. А сейчас для них важно прийти к Богу правдивыми, открытыми и честными. Покаяться во всех грехах. И именно этот момент правды и откровения они потом будут вспоминать. Ведь самая настоящая молитва та, которая может стать для человека последней. На фронте, говорит отец Михаил, каждый понимает, что здесь на Земле он не навсегда, и что дано тебе Богом, стоит прожить не напрасно – лишний раз не сказать дурного, чем-то поделиться с ближним, сделать что-то пусть маленькое, но доброе и для кого-то важное. И от этого в человеке происходит самая большая перемена.
…Как-то поздним вечером один из бойцов вышел на улицу. Оставшиеся в блиндаже вдруг услышали крик. Выбежали. Смотрят: боец зацепился руками за край колодца и висит. Провалился в потемках. Вытащили и поспешили обратно. А он — ни в какую.
— Слышите, скулит кто-то? – заглянул в колодец. – Да это же собака!
— Какая собака? Не придумывай!
— Нет, — говорит. – Пока не вытащу, не уйду.
Ребята остановились. И правда, скулит. Живая душа, как бросить? Достали пса. А потом отсыпали ему пайку макарон с тушенкой.
Газета Курган и Курганцы Новости Кургана не пропустите важные новости
