Жаль, как жаль! Сердцем понимаешь, что великого поэта уже нет. А душа противится понимать это, не хочет впитать в себя горечь огромной национальной утраты
Еще недавно видели Евгения Александровича на телеэкране, где в течение почти трех часов перед огромной аудиторией поэт читал свои стихи. Вот это было событие! А сейчас остается пустота… И на память приходят строчки знаменитого его стихотворения «Идут белые снеги»:
Жить и жить бы на свете,
Но, наверно, нельзя…
Вспоминаю события июня 1989 года, когда Евгений Евтушенко был гостем Кургана. Думаю о том, что каждый шаг его на курганской земле, каждая встреча и каждое рукопожатие должны стать памятью для всех, с кем поэт виделся и кому читал свои стихи. Как это было давно и как… недавно. Прохладный летний день, небо в дождевых облаках и жар от встречи с большим поэтом России…
Его приезд был связан с подготовкой к печати в издательстве «Зауралье» поэтической книги в серии «Современная русская классика». В этот однотомник, названный поэтом «Невыливашка», вошли стихи разных лет: от созданных в начале 50‑х до самых новых.
Естественно, мне как тележурналисту хотелось не упустить возможность поговорить с таким известным гостем, сделать передачу о его пребывании в нашем городе. Евгений Александрович согласился на съёмки. Интервью с ним записывалось в номере бывшей обл-исполкомовской гостиницы, по тем временам одной из лучших в Кургане. Это были годы разброда и шатания, когда в России, по словам Евтушенко, «на смену властителям дум нагловато приходят властители сумм». Он, как всегда, был на пике событий, откликался на происходящее в стране и в мире страстно и ярко.
Мы разговаривали более часа. Евгений Александрович отвечал на мои вопросы подробно, вдумчиво, без всякой снисходительности к провинциальному журналисту. Речь зашла о его стихах, о некоторой торопливости, с которой он часто высказывается, что не лучшим образом отражается на поэтических текстах. На какой-то момент он задумался, а потом сказал примерно так: «Да, я написал очень много. И у меня есть немало слабых стихов». Он сделал ещё одну паузу и поднял указательный палец, словно призывая в свидетели кого-то свыше: «Но сколько хороших!»
На другой день состоялось выступление Евтушенко в кинотеатре «Звёздный». Время было летнее, дачный сезон в разгаре. И всё-таки зал, рассчитанный на тысячу с лишним мест, заполнился почти наполовину. Конечно, пришли в основном те, для кого это имя в 60‑е, 70‑е годы звучало не только как поэтическое, но и как символ свободы, справедливости, смелости. Евгений Евтушенко не разочаровал своих поклонников и на этой встрече. Хорошо известно, как он умел читать стихи, отвечать на вопросы, держа постоянно в напряжении аудиторию. А то, что не все места заняты, так он сам написал:
Не переполнен зал? Неважно —
будь переполнен лучше ты,
когда хотя б два глаза влажно
горят почти из пустоты.
И если кто-нибудь один
счастливо дожил до седин
хотя б с одной твоей строкой…
А о толпе грустить? На кой…
Евгений Александрович надписал мне свою прозаическую книгу «Не умирай прежде смерти». Почерк у него, надо сказать, не самый разборчивый. Я почти ничего не понял. Кому ни показывал — никто разобрать тоже не мог. И тогда меня осенило: помогут девчонки‑машинистки. Уж они-то каких только почерков не расшифровывали! И правда. Посмеявшись над моей проблемой, тут же прочитали мне автограф Евтушенко. «Очень мне понравился серьёзный человек», — гласила надпись. Я почти загордился.
Сегодня у меня на стеллаже стоит фотография, где мы сняты с Евгением Александровичем. Память надолго.
Мой коллега, корреспондент радио Слава Аванесов также брал у него интервью. Прежде чем они добрались до той самой гостиницы, где я недавно брал интервью, Вячеслав провел его по мастерским курганских художников. Поднимались под крышу старой пятиэтажки на улице Ленина, где «колдовал» Стас Кежов, потом пришли к Борису Орехову. Здесь поэт неожиданно увидел огромную работу, на которой Орехов объединил три знаковых фигуры двадцатого века — Блока, Маяковского и Высоцкого. Воскликнул: «Здорово!», а потом признался: «Высоцкий выписан отлично! Лучшего портрета, чем этот, я нигде не встречал».
Самое интересное произошло поздно вечером, когда Аванесов и Евтушенко вели неспешные беседы о поэзии и о вечных путешествиях поэта по всему миру. «Сколько сейчас времени?». «Еше не ночь», — ответил поэт. Слава заторопился и сгоряча сказал: «Попадет от жены. Не предупредил ее, что задержусь». Евгений Александрович с улыбкой бросил взор на разнервничавшегося радиожурналиста и коротко произнес: «Включай свой магнитофон!». После того, как закрутилась кассета, Евгений Александрович стал произносить необычную речь, словно надиктовывая свои новые стихи о любви: «Дорогая Таня! Ты знаешь, какой у тебя замечательный муж…».
Эта удивительная запись, которая так выручила моего товарища, сегодня хранится в радиоархиве «Голоса Кургана», который Вячеслав Аванесов передал в дар областной библиотеке. Кто захочет услышать дружеское признание Евтушенко — пожалуйста!.. А что касается моих стихов, посвящённых Евтушенко, то они написались уже в Гамбурге, где я оказался волею судьбы. Поводом стала небольшая заметка в одной русскоязычной газете, выходящей в Германии. В разделе «События и даты» сообщалось, что в июле день рождения поэта Евтушенко. А дальше — довольно пренебрежительно о том, что вот, дескать, был такой когда-то знаменитый из «шестидесятников», что-то там писал и сейчас ещё пишет, но это уже неважно и неинтересно. Впрочем, пусть пишет, он никому не мешает. Примерно так.
Я обиделся за Евгения Александровича и, хотя понимал, что он в защите не нуждается, всё-таки написал это стихотворение.
* * *
Е. Е.
Мой собеседник знаменит.
Его же собственная слава
туда покорно семенит,
куда он сам её направит.
В рубахе яркой, расписной
он чуть комичен, чуть вальяжен.
Но точен жест, и взгляд прямой,
и скажет — словом не промажет.
Он в речи весь — порыв, напор,
как будто в молодости бурной.
Ещё со стадионных пор
он чувствует себя трибуном.
Шестидесятников кумир
из поэтической обоймы,
поверившей в свободы миф
в стране, стабильно несвободной.
Исколесивший белый свет
от пальм до ледяных торосов,
он всюду больше, чем поэт,
хотя поэтом быть непросто.
То сбили влёт, то пуля — в лоб:
со сколькими уже простились.
Стихи взахлёб и жизнь — взахлёб,
мудр в 20, в 70 — задирист.
Открытый всем ветрам времён,
как в чистом поле уязвимый,
обруган был иль восхвалён —
тянулся ввысь ростком озимым.
Кто над стихом свершает суд,
пусть глубже и честней пропашет…
А снеги белые идут.
А Стеньку Разина везут.
А Бабий Яр всё так же страшен.
Леонид Блюмкин (из Гамбурга, ФРГ, специально для «КиК»). На фото Вячеслава Аванесова: (слева направо) Геннадий Грановский, Евгений Евтушенко, Феликс Рабинович
Газета Курган и Курганцы Новости Кургана не пропустите важные новости
