Сердце Высоцкого остановилось в 4.10 утра 25 июля 1980 года. На его смерть первыми откликнулись «Голоса». Олимпийская Москва получила трагический, оттенок главного спортивного праздника планеты
В 1982 году мама поэта Нина Максимовна показала мне копию записки, написанную в последние жаркие июльские дни. Не в стихах — в прозе.
Что же будет с Россией? Что?
Кто мне ответит?
Никто!
Вот моя последняя записка:
«Я вчера много работал.
Прошу не будить!
Никогда. Засыпаю насовсем.
Люди! Я любил вас!
Будьте снисходительны!»
А вот мое завещание.
Я не терплю завещаний, они все фальшивые, особенно политические,
за некоторым исключением, конечно.
Но вот оно:
«Да здравствует международная
солидарность сумасшедших — единственно возможная из солидарностей!
Да здравствует безумие, если я
и подобные мне — безумны!
И да здравствует всё, что касается всего,
что волнует и утешает!»
Всё.
Высоцкий
Последний месяц жизни Владимира Высоцкого сконцентрировал в себе всю мятежную бесприютность его земного бытия. Нарастающая болезнь, душевная и физическая, беспрестанные утомительные встречи с многочисленными друзьями-приятелями, конфликты с родственниками, концерты, поездки, судебное преследование за гастроли в Ижевске, работа над новыми песнями‑монологами (в основном, по ночам), сложные, вплоть до разрыва, отношения с Мариной Влади, бойкот со стороны актеров Таганки — всё это наслаивалось и приводило в отчаяние…
Мой друг, челябинский писатель Алексей Казаков, близко знавший главного «начальника» Высоцкого по Таганке Юрия Петровича Любимова, рассказывал мне:
— 18 июня 1980 года Владимир Семёнович вылетел в Калининград на свои последние гастроли, которые продолжались до 22 июня. Концерт сборный: группа «Земляне» и Высоцкий — глупее организаторы не придумали. Высоцкий работал на двух площадках — во Дворце спорта и в кинотеатре «Россия», включая и выездные концерты. Один из поклонников, слушая и видя три концерта подряд из-за кулис Дворца спорта, позднее рассказывал: «Между концертами приезжала «скорая» — делали уколы. На сцене стоял весь мокрый… Всё время врачи в белых халатах. Было много цветов, на одном из концертов Высоцкий сказал: «Вы меня завалили цветами, как братскую могилу»».
Такой ритм жизни держался во многом на наркотиках, человек работал на износ. В Калининграде свели дозу до одной ампулы, чего явно не хватало. Тамразов, друг Высоцкого и ведущий его концертов в Калининграде, рассказывал: «Володя мне говорил: «Я покончу с собой! Я выброшусь из окна!» — Я отвечал: «Ну нет, Володя, нет у меня…», имея ввиду те самые «лечебные» уколы
Местный врач, посмотрев Высоцкого, сказал в узком кругу, что Владимир Высоцкий жить не может в таком состоянии, а не только выступать, добавив: «Живой мертвец».
Еще ранее, в Москве, в марте того же 1980 года, врачи отпускали Высоцкому два — три месяца жизни, т. е. до мая-июня.
Перед последним концертом в Калининграде Высоцкий объявил друзьям-организаторам: «Я не могу. Не могу больше работать». Но, узнав, что его ждут в зале пять тысяч зрителей, дрогнул и сказал: «Ну ладно, я буду работать, только без гитары».
У него действительно пропал голос, не то что петь — разговаривать он мог с трудом. И все же на сцену вышел с гитарой, взял несколько аккордов… Затем прижал струны, снял гитару и признался огромному залу: «Не могу… Не могу петь. Я надеялся, что смогу, поэтому и не отменил концерт, но не подчиняется голос. Вы сохраните билеты. Я к вам очень скоро приеду и обещаю, что первый концерт будет по этим оторванным билетам. Я буду петь столько, сколько вы захотите. Вот видит Бог, не кобенюсь. Не могу…»
Из лучших побуждений друзья пытались Высоцкого как-то изолировать и положить в специальную клинику, но с согласия родственников.
Он не любил, боялся больниц. К этому времени у него был большой опыт и здесь, в Москве, где он пережил клиническую смерть, и в Париже, где его насильно опекала Марина Влади. «Ты падаешь в пропасть», — говорила она ему в те дни тяжелых телефонных разговоров между Москвой и Парижем.
Его душевное состояние никакое — вплоть до истерики. Два последних месяца он практически не спал, ждал смерти, предсказывал ее и боялся умереть во сне…
«Иногда общались круглые сутки: он не спал, и я не спал. Да и никто не спал», — вспоминал фотохудожник Валерий Нисанов, автор замечательных портретов Высоцкого и его сосед по дому. Он жил несколькими этажами выше (фотоколлекция В. Нисанова насчитывает около трех тысяч фотографий Высоцкого, включая кадры последних драматических дней и часов его жизни. Позже в Америке вышел фотоальбом избранных снимков Высоцкого работы В. Нисанова).
Однажды Высоцкий заявил: «Я уезжаю в тайгу к Вадиму Туманову. Много накопилось работы». Действительно, мысль и желание такие были. Вадим Иванович Туманов, близкий друг Высоцкого, знаменитый золотодобытчик артели «Печора», а в прошлом сиделец Колымы (ему посвящена песня Высоцкого «Побег не рывок»), все сделал, чтобы эта поездка состоялась: в тайге приготовили избу, заказали вертолет, других путей в той глуши не было. Но поездка не состоялась, в последний момент Владимир Высоцкий постарался опоздать на свой рейс.
Из воспоминаний личного врача-реаниматолога Высоцкого Анатолия Федотова: «В это время Володя стал очень сильно поддавать… Бутылку водки — в фужер! И пару шампанского за вечер. Было такое ощущение, что у него отсутствовал инстинкт самосохранения».
Бурная жизнь Владимира Высоцкого продолжалась. В начале июля он выступил в подмосковных городах Люберцы и Лыткарино. По ходу одного из выступлений его спросили, болеет ли он за «Спартак». Ответ был таков: «Нет, не болею. Я здоров абсолютно психически. Так как я все делаю до конца, я думаю, что, если бы я болел по-настоящему, я бы помер на каком-нибудь матче…»
К тому времени благополучно для Высоцкого и его администратора Янкловича закончился судебный процесс в Ижевске по поводу больших гонораров за концертные выступления — интересы Высоцкого защищал адвокат Г. Падва.
В эти же дни у Высоцкого появляется новая идея — поехать поработать в Америку. Однажды, побывав там и в Канаде, он вдохновился своим выступлением в Голливуде, да и хотелось быть понятым на Западе и, наконец, всерьез заняться литературой (к тому времени он начал писать прозу — «Роман о девочках» и другие вещи). Ему хотелось поспособствовать реальным связям между Россией и эмиграцией. Как большой художник он вполне мог это сделать, его дар был интернационален и давно признан за пределами СССР. Постоянно говорил на эту тему: «Или я скоро умру, или на полгода уеду в Америку…» А еще была надежда на американских врачей — «Вот они меня вылечат!»
10 июля умирает актер Таганки Олег Колокольников. На Высоцкого эта смерть произвела огромное впечатление, он был потрясен и подавлен — перед ним реально стояла тень своей близкой смерти.
Запись в дневнике Валерия Золотухина от 11 июля: «Смерть Олега Николаевича… В театре плохо. Театр — могила.
А там Высоцкий мечется в горячке, 24 часа в сутки орет диким голосом, за квартал слыхать. Так страшно, говорят очевидцы, не было еще у него. Врачи отказываются брать, а если брать — в психиатрическую; переругались между собой…»
В день похорон Колокольникова Золотухин предрек окружающим, что следующего будем хоронить Высоцкого.
13 июля — «Гамлет». «Володя плохо себя чувствует, выбегая со сцены, глотает лекарства… За кулисами дежурит врач «скорой помощи». Во время спектакля Володя часто забывает слова», — вспоминала Алла Демидова.
14 июля на концерте перед московскими медиками спел впервые песню «Грусть моя, тоска моя…» (она стала последней в его жизни), где есть такие строки:
Я не клевещу, подобно вредному
клещу,
Впился сам в себя, трясу за плечи,
Сам себя бичую я и сам себя хлещу,
Так что — никаких противоречий.
Одари, судьба, или за деньги
отоварь,
Буду дань платить тебе до гроба.
Грусть моя, тоска моя —
чахоточная тварь, —
До чего ж живучая хвороба!
16 июля — последний концерт в Подлипках (подмосковном Калининграде, ныне г. Королев). Там находится Центр управления полетами. Высоцкий обещал выступить в сеансе прямой связи с космонавтами. Сеанс назначили на 24 июля…
На своем последнем концерте Владимир Высоцкий много рассказывал о Большом Каретном, о доме, в котором прошли годы его юности, о друзьях: о Шукшине, Кочаряне, Макарове, Тарковском… Пел «Балладу о детстве».
Весь концерт был снят фотографом В. Нисановым и бывшим оператором Челябинского телевидения, выпускником ВГИКа Петром Солдатенковым (позднее автором нескольких документальных фильмов о Владимире Высоцком).
18 июля — последний «Гамлет». На сцене подошел к кулисе и ему сделали укол. Витамины… На пять минут стало легче, а потом хуже. «У него прединфарктное состояние… Он вбежал (после укола.) абсолютно бледный, а потом, когда играл, становился красный, возбужденный, красные глаза…» (А. Демидова). «Володя был со стеклянными глазами»; «На сцене стоял совершенно невменяемый человек» (из воспоминаний друзей).
22 июля Высоцкий последний раз выходит из дома. Едет в ОВИР за паспортом и визой на 29 июля. Звонит Марине Влади: «Я завязал. У меня билет и виза… Скажи, ты еще примешь меня? — Приезжай. Ты же знаешь, я всегда тебя жду. — Спасибо, любимая моя».
23 июля. «Последние дни… Было ощущение проходного двора. Все приезжали как бы навестить — всё время шло какое-то движение. Более или менее постоянно были Толя Федотов, Валера Янклович и Вадим Иванович Туманов…» (Оксана Афанасьева).
Помимо приятелей приезжали врачи из института Склифосовского, устраивали консилиум: увозить Высоцкого в больницу или еще подождать. Решили еще два дня переждать, хотя он был «совсем плохой». Врач А. Федотов проявлял непотребную самостоятельность: с одной стороны колол успокаивающее, снотворное, а с другой — вводил тонизирующие препараты, что внесло полный разлад нервной системы Высоцкого, он лежал практически без рефлексов.
Их познакомил Туманов в 1975 году, как бы поддерживая Федотова своим авторитетом. А после смерти Высоцкого тот же Туманов дал по физиономии Федотову за то, что доставал наркотики, и не только для Высоцкого…
«Когда мы зашли в спальню, у Володи уже были элементы «цианоза» — такая синюшность кожи. Запрокинутая голова, знаете — как у глубоко спящего человека, особенно выпившего, западает язык… У такого человека почти всегда губы синюшные, синюшные пальцы… Мы положили его набок, придали правильное положение голове, чтобы язык не западал… Прямо при нас он немного порозовел.
Стало ясно, что или надо предпринимать более активные действия — пытаться любыми способами спасти, — или вообще отказаться от всякой помощи…», — рассказывал врач-реаниматолог Леонид Сульповар.
«Они не взяли Володю в тот день… Боялись сделать ошибку, а Федотов все брал на себя — и делал…» (В. Янклович); «Врачи не взяли. По‑моему, они испугались. Они же прекрасно все понимали. Представьте, Высоцкий умирает у них в отделении или у них на руках…» (Оксана Афанасьева).
Царила круговая трагическая беспомощность московской интеллигенции. Высоцкий метался, стонал, рвался куда-то… Ему наливали в рюмку чай, а края мазали коньяком… За эти дни он находил, наверное, десятки километров по квартире. И все это в бессознательном состоянии. И вдруг сел в кресло и сказал: «Я сегодня умру». Он все предчувствовал и точно знал.
А жизни конь уже храпит, дрожа,
Над пропастью,
И важная вожжа
Нам в связанные руки не дается.
Оксана: «От него все действительно устали…»
Из свидетельств А. Федотова: «Я сделал укол снотворного… Час, два, три… Володя всё маялся. Я уснул, может быть, часа в три… Прилёг и, видимо, уснул… Где-то с трёх до половины пятого, — в этом промежутке он умер… Меня как будто подбросило… Руки ещё теплые, пульса нет, зрачки не реагируют… Во сне — инфаркт… Судя по клинике — инфаркт…»
Этим Федотов мучался всю оставшуюся недолгую жизнь. Стал употреблять наркотики, чтобы найти выход, но победить ситуацию не смог и умер. И пил беспробудно, считал себя виновным в смерти Высоцкого: вроде бы как заснул…
Вскрытия не было, на этом настоял отец С.В. Высоцкий. Иначе были бы отмечены уколы и прочее. Начались бы разговоры о наркомании (как выяснилось позднее, в КГБ и в МВД было известно об этом). Приехавшая бригада врачей сделала заморозку тела.
Получив от милиции разрешение на похороны, театр и друзья стали хлопотать о Новодевичьем кладбище, но получили категорический отказ («там маршалам места не хватает»).
При поддержке Иосифа Кобзона через Моссовет выбили место на Ваганьковском кладбище. Выбор места предложил директор кладбища, категорически отказавшись от предложенных Кобзоном денег. «Этот человек от денег просто отпрыгнул: «Да вы что?! Я же его любил!»» (из воспоминаний Всеволода Абдулова).
Вскоре этого директора уволили…
Потом спасали архив Высоцкого, который в итоге попал в Центральный госархив литературы и искусства, хотя часть рукописей, в том числе и письма Марины Влади к мужу, ушла в частные руки, многое растащили в первый же день после смерти поэта.
28 июля прошли народные похороны Владимира Высоцкого. А на стене театра люди писали стихи, без цензуры. С той же стены списывали строки, передавая сзади стоящим.
Прощание народа с Высоцким становилось бесконечным, и милицейские чины обманули тысячи людей, заявив, что дальнейшее прощание отменено по просьбе родственников умершего. Но людское море, растянувшись на километры, продолжало волноваться…
На кладбище часть толпы прорвалась к могиле, опрокинув заграждения. «Гроб опускают в могилу, я бросаю туда белую розу и отворачиваюсь. Теперь надо будет жить без тебя» (М. Влади).
Наклонившись, Марина взяла горсть земли с могилы и увезла домой.
Потом были поминки в его квартире на Малой Грузинской и в театре — после вечернего спектакля «Мастер и Маргарита».
Впрочем, летние ночи коротки. За окнами светало. В стране начинался новый день. Но уже без Высоцкого…
В марте 2002 года Феликс Медведев привел меня в квартиру Высоцкого на Малой Грузинской. Признаюсь: привело любопытство. Нина Максимовна не заметила этого и окружила нас заботой: угощала морсом, домашним пирогом. Впервые увидел дом Высоцкого, где он жил, творил и где умер. Потом понял: Высоцкий в моей жизни — не временно. Навсегда.
* * *
Автор благодарит Алексея Казакова за помощь в подготовке этого материала для «КиК».
Газета Курган и Курганцы Новости Кургана не пропустите важные новости
