Экс-директору ДКМ есть чем воодушевить начинающих управленцев
«Я верю в добрую силу культуры. Объединяющую, исцеляющую. Столько раз наблюдала зрителей на наших концертах — заводчан, горожан, поначалу уставших, явно обремененных проблемами. Потом спины распрямлялись, лица светлели, глаза загорались. Вот такая терапия. А нам наградой — аплодисменты».
«Подвергнись, не дай бог, Курган вражеской атаке, — говорила я энергетикам, исчерпав припасенные аргументы, — наш дворец будет последним объектом, где отключат электричество, перестанут петь и плясать. Посмеивались, но сцену не отключали».
«Девочки (в парикмахерской — Г. Б.)! Сообразите мне прическу на миллион! Иду добывать дворцу миллион».
Не правда ли, нескольких реплик из первых уст довольно, чтобы проникнуться симпатией к их автору, моей нынешней героине. Конечно, для объемного портрета требуется еще много штрихов и оттенков, но уже ясно, что мы имеем дело с натурой деятельной, волевой, принципиальной, притом удивительно трогательной, обладающей чувством юмора и здоровым авантюризмом. Знакомьтесь, если не в курсе: Ольга Леонидовна Журавлева, заслуженный работник культуры РФ, почетный гражданин Курганской области, бывший руководитель (в течение 30 лет) Дворца культуры машиностроителей. Легендарный, смею утверждать, руководитель.
«С публичными празднованиями юбилеев я давно покончила, — на всякий пожарный уведомляет меня догадливая собеседница накануне очередной круглой даты. — Должность обязывала. Я, естественно, понимала, кто поздравляет по разнарядке, кто — по душевному порыву. 50 — цифра символическая, не спрячешься. Принимала гостей в кабинете, речи затянулись, выглянула в дверь — очередь аж до вахты. А в ней скромно стоят и высокие чины, и технический персонал дворца, и друзья по комсомолу. Ощутила жуткую неловкость и всех тут же пригласила».
Отвечая на предъюбилейные вопросы, Ольга Леонидовна охотно повествует о буднях типичного российского пенсионера: кухня, дача, книги, телевизор, увы, врачи. Концентрируется на внуках: старший — студент, младший — второклассник. Видно, что мировая бабушка. Не скрывает, как ей, трудоголику-стажисту, тяжело было переквалифицироваться в домохозяйку. Спасибо мужу, поддержал. Слышу в голосе бодрые нотки неистребимого оптимиста. Шутит. Иронизирует. Главное сохранено. Лукавить и юлить не научилась, по-прежнему ценит искренность, интеллигентность, порядочность, не делила и не делит окружающих на категории.
Человек на своем месте. Человек своего времени — гнутого, ломаного, аккуратно выражаясь, амбивалентного. Угораздило ведь родиться в эпохе перемен (привет Конфуцию), на излете сталинского правления, как бы глубоком историческом выдохе после адовой войны, на гребне волны благодарности за вновь обретенную надежду. Частицей народа-победителя влиться в радостный поток созидания, называй его хоть коммунизмом, хоть социализмом. Позднее россиянам придется неоднократно корректировать маршрут, осваивать новую лексику: застой, перестройка, лихие 90‑е, тучные нулевые. Но именно красногалстучное отрочество, духоподъемная перекличка горнов и барабанов, романтика пионерских костров сформировали характер борца, очертили систему нравственных координат, наполнили содержанием понятия чести и достоинства, добра и справедливости.
Школа, точнее, школы, в которых ей выпало учиться из-за частых переездов семьи, представлялись Ольге территориями счастья, вселенными знаний, источниками нескончаемых открытий. Учителя реально влияли на учеников, подавали пример, развивали, мотивировали. О педагогическом поприще она мечтала сызмальства. Рано проявившиеся организаторские способности («Мама, а я, когда родилась, проводила мероприятия в роддоме?») обеспечили раннее лидерство. Инициативную девочку поощряли общественными нагрузками. Староста класса, председатель совета дружины, пионервожатая в годы учебы на истфаке пединститута. Она обожала массовые действа за зрелищность, драйв, взаимовыручку. Вокруг харизматичной вожатой все кипело, бурлило, коммуницировало, состязалось, покоряло смотры-конкурсы. Подопечные Ольги звонче остальных пели, пронзительнее декламировали, тверже печатали шаг. Журавлева поражается, как она, лишенная абсолютного слуха, ухитрялась «тренировать» девяностоголосый хор, который по команде «три-четыре» идеально попадал в ритм и тональность исполняемого произведения. Тем же макаром на другом витке жизни она раскачивала аудитории куда солиднее — целые форумы, конференции. Волшебные «три-четыре» срабатывали мгновенно. Кстати, практикуя в школе, энергичная фантазерка находила общий язык и с юными танцорами — и не потому только, что классно била дроби. Вкус, чутье, режиссерская хватка позволяли доводить до блеска любой процесс.
Никогда бы не свернула с учительской тропы, кабы не «принципы демократического централизма». Благо, и в горкоме ВЛКСМ, и в Первомайском райкоме партии предлагали курировать любимые сферы. По «тихим, школьным этажам» скучала неимоверно — даже на две недели в самоволку сбежала, в родную 43-ю, попреподавала всласть. Но беглянку возвратили, мягко пожурили, разъяснили масштаб задач. Прибавлялось обязанностей, ответственности, отчетности. Впрочем, Журавлева всегда предпочитала энтузиазм бюрократии. «Ребята, — обращалась она к уважаемым главам предприятий, ректорам вузов, — надо сделать, и сделать хорошо!» И «ребята», не иначе бывшие горнисты и барабанщики, с готовностью отзывались. Пост директора школы (вместе с ключами от трехкомнатной квартиры) она не приняла. По этическим соображениям — слишком, мол, оторвалась от профессии. Муж, знавший ее с четвертого класса, решение одобрил: «А то я совсем тебя из виду потеряю».
Так в биографии Журавлевой возник ДКМ, структура многопрофильная, многоролевая, де-юре — ведомственный клуб, а де-факто, усилиями прежде всего его родителя, Михаила Александровича Захарова, роскошный дворец, превратившийся постепенно во вторую после филармонии концертную площадку города. К тому моменту по долгу службы Журавлева успела напитаться его горячей атмосферой, подробно исследовать тамошний уклад, сблизиться с коллективом. Страха не испытывала, скорее, любопытство, азарт, желание принести максимум пользы, оправдать доверие.
Погружение длилось года три: притирки, придирки, сравнение с предшественницей (молодая, справится ли?), поиски приоритетов, подбор кадров. В продвижении смелых проектов опиралась на единомышленников: славную когорту директоров Курганмашзавода — Михаила Захарова, в дальнейшем заместителя министра оборонной промышленности СССР, Александра Богомолова, Валерия Дородного; на креативных коллег — Раису Бушкову, Веру Логинову, Надежду Семенову, Аллу Сорокину, Римму Фалькову, Ольгу Набокову. Будучи человеком неконфликтным — разве что в детстве дралась, защищая подруг — выстраивала отношения с подчиненными по-учительски, через диалог. Убеждала, увещевала нерадивых, предоставляла шанс исправить ошибки. Стеснялась вслух критиковать уборщиц. Благоговела, признается, перед талантами, брала под крыло ершистых, неуживчивых, скандальных, но «безумно одаренных».
В 80‑е завод и дворец напоминали сообщающиеся сосуды: кто донор, кто реципиент — поди разберись.
Государство увлекала идея просветительства: считалось, и небезосновательно, что производительность напрямую зависит от культуры досуга, развития творческого потенциала трудящихся. ДКМ претворял благородную концепцию в жизнь, позиционировал себя лабораторией, мастерской, фабрикой звезд, кузницей индивидуальностей, центром эстетического воспитания, законодателем мод. Здесь конструировали эксклюзивные декорации, шили эксклюзивную одежду, изобретали диковинные аксессуары, особенно удавались шляпки а-ля Юдашкин. Заводская самодеятельность щедро финансировалась. Лучшие выходили на сцену дворца, получали возможность выступать в столице и за рубежом. Курганские оборонщики гордились собственными танцовщиками, актерами, вокалистами, чтецами, бардами. Параллельно в ДКМ ставились яркие новогодние сказки, проводились фестивали, губернаторские, офицерские выпускные балы, регулярно заседал клуб «Наставник», обретали популярность взрослые, молодежные, детские студии. Штатные специалисты ДК несли искусство непосредственно в народ — общежития, «красные уголки». Хор 620‑го цеха почти не уступал знаменитому дворцовскому хору русской песни, поскольку оба управлялись неутомимой Аллой Сорокиной. «Я и сама из цехов не вылезала, — рассказывает Журавлева, — владела информацией. Знала, где лежат батареи и трубы, нам предназначенные, попробуй меня обмани!» Даже и не пытались.
Как-то она влетела на экстренное совещание, где обсуждали выпуск БМП. «Дворцу нужны чашечки». — «Мы тебе из дома принесем», — взмолились ошарашенные технари. — «Да не те чашечки! Для бальных платьев».
Об имидже хозяйка большого дома задумывалась ситуативно. Могла, облачившись в халат технички, инспектировать пыльное закулисье, подвалы, крышу, а на аудиенцию к чиновнику являлась в стильном костюме, с «миллионной» прической. Маникюр, каблучки, улыбка — обезоруживающее обаяние. И очень эффективное. Случалось ей прокручивать комбинации, достойные пера Ильфа и Петрова. Потребовалось, например, приобрести для ДК приличную мебель взамен старой, обветшалой, чего бюджет не предусматривал. Без толку просидев в приемной Министерства оборонной промышленности, Журавлева как бы невзначай взялась перелистывать телефонную книжку: «Не подскажете номерок Гейдара Алиева (тогда член политбюро ЦК КПСС — Г. Б.)? Посетил на днях Курган, заглянул к нам, возмутился убогостью интерьера, грозился уволить. От вас поеду в ЦК»… Получив запрашиваемую бумагу, поспешила в Таллин на мебельную фабрику. Смущали сроки выполнения заказа. «Вам, конечно, известен Гавриил Абрамович Илизаров, светоч советской медицины? Осенью у нас планируется симпозиум, съедутся иностранцы, в нашем дворце соберутся — стыдно будет, товарищи!» Новая мебель подоспела аккурат к ноябрьским праздникам. Согласитесь, пируэт остапбендеровского изящества, если не считать, что сыном турецкоподданного помимо вдохновения двигали тщеславие и, простите, корыстолюбие, а Ольгой Леонидовной — исключительно обязательство перед земляками.
Во времена политической турбулентности завод вынужденно перешел на режим жесточайшей экономии. Экономить начали традиционно — с самого слабого звена. Культуре, объявленной теперь товаром, продуктом, надлежало коммерциализироваться, продаваться, окупаться, приносить прибыль. Журавлева обивала начальственные пороги, натыкалась порой на глухую стену, разворачивалась и опять бросалась в бой: «Отступать некуда — позади пятьсот детей». Со скрипом, но сметы подписывались. «А ведь я им потом «отомстила», — весело комментирует Ольга Леонидовна. — Большинство моих оппонентов, финансисты, экономисты, сами стали впоследствии директорами предприятий: Водоканала, Дормаша, КЗКТ. И, столкнувшись с культурными запросами рабочих, быстро осознали свою неправоту».
Рынка она не убоялась. Улавливала тенденции, внедряла новации, штудировала литературу, прислушивалась к советам ленинградских профессоров на ежегодных курсах повышения квалификации. Маркетинга хотите? Пожалуйста. Затевался чудный вечер семейного отдыха, а бонусом, в целях привлечения мужчин, в фойе распродавали дефицитные шины. С ее легкой руки в ДКМ свершилась долгожданная «бархатная революция», та еще была спецоперация. Большой зал преобразился, обзавелся изысканными ламбрекенами. Кресла оделись в дорогую, американского происхождения, малахитовую ткань. В оформление малого зала проникли стильные элементы из культового долгоиграющего сериала «Санта-Барбара». Круглые столы, белые чехлы, белые скатерти, оригинальные цветочные композиции, сдержанная камерная атмосфера. На зависть ресторанам модернизировались банкеты и корпоративы. Гастролеров принимали — тоже копеечка.
Зато продолжали зажигаться елки, репетироваться спектакли, не иссякал поток маленьких артистов.
«А вам не кажется, Ольга Леонидовна, что в XXI веке дворцы культуры и самодеятельность — это архаика?» Ответ предсказуемо отрицательный: «Интернет, безусловно, штука полезная, но не заменяет живых эмоций, соучастия, сотворчества. И насчет самодеятельности поспорю. Наилучший комплимент, который я получила от столичных журналистов: «Хватит показывать нам профессионалов, давайте доморощенных!» Сама Журавлева, стремясь в круговерти событий выкроить часок-другой на кино, свежий роман, новогодние посиделки в складчину с друзьями, от многолюдья никогда не уставала. Необитаемый остров для нее — страшный сон, худшее из зол. И вообще пенсия пенсией, а в ноябре совет ветеранов должен кровь из носу отметить столетие курганского комсомола: «Там, поверьте, было немало замечательного».
«Ваши последние книжные впечатления?» — «Детективы конечно! Можно без названий? А еще Лесков, Пушкин. Перечитала «Евгения Онегина», удивилась: главный герой-то легкомысленный господин!»
Теги: артист, дети, дкм, культура
Газета Курган и Курганцы Новости Кургана не пропустите важные новости
