Актриса Курганского драматического театра Лариса Эта отмечает творческий юбилей

Бенефис состоится 24 октября в 18:00 на сцене родного театра.

Дошиваются наряды и выверяется сценарий. Готовы списки приглашенных. Даже друзья-сплавщики на поздравление выйдут (Лариса Юрьевна и побороться с горными реками успела). И во время праздника шагнет на сцену ее героиня Секлета Филипповна Лымариха – на бенефисе будут давать спектакль «За двумя зайцами» (2020, реж. А. Фекета, 18+)

— Я знаю, что вы всегда мечтали о бенефисе, Лариса Юрьевна.

— Конечно! Это признание актера, признание его таланта. Не верьте, когда актер говорит, что не хочет бенефиса! – с жаром выдает актриса. — В общем, это этапы пройденного пути.

— Что Вы чувствуете перед каждым выходом на сцену? 31 год на подмостках – это срок. Привыкли уже?

— Я волнуюсь, всегда волнуюсь. Хоть маленькая роль, хоть большая. На старт! Внимание! И — вперед! Усилием воли, бывает. Как я говорю — на ручном домкрате. По-разному все. И чувствуем себя по-разному, и настроение бывает разное, и спектакли – тоже разные. Но два шага по сцене – и все! Забываешь про волнение и «домкрат». Уже начинается совсем другая история, совсем другая жизнь.

— Профессия актера – она не особо трудная? Ну, не уголь же добываете? – провоцирую актрису.

— Представьте, как мы порой работаем, — спокойно объясняет. — Вот ко Дню Победы играли «Дорогу на Берлин». За четыре дня — одиннадцать спектаклей. Мы же не железные! И за годы скопилось много всего, и эмоциональная усталость – она тоже, к сожалению, появляется. Но вот вернулись с гастролей из Казахстана, уставшие, а зрители принимали хорошо, слава Богу. И это — главное.

— Что бы Вы пожелали из сегодняшнего дня себе юной?

— Уверенности. Я жила в любви и ласке. Родилась после первого в семье ребенка, который прожил только полтора дня. Когда мама уходила из роддома одна, без ребеночка, с перетянутой грудью, чтобы молочко не текло, то опытная нянечка успокаивала: «Вернешься через год!». А заплаканная мама не верила. Но пришла ровно через год. Снова в октябре.

— А ваша личная история любви?

— С мужем мы вместе 37 лет, и насчет любви я могу сказать: я его сейчас больше люблю, чем 20 лет назад. Я всегда смеюсь, говорю, что вышла замуж за моего Бондарева по расчету. Раньше же существовало распределение: мне грозил после КМИ городок Кыштым Челябинской области. Уезжать из Кургана не хотелось. Говорю Саше: либо мы женимся, либо я уезжаю в Кыштым без тебя!

— Лариса Юрьевна, Вы вроде поначалу не туда поступили?

— Хотела бросить наш КМИ на втором курсе: физика, химия! Не могу больше! Но куратор знал маму — я даже после маминой смерти еще получала деньги за ее рацпредложения. Мама Валентина Николаевна Чебыкина была ведущим конструктором на заводе «Химмаш». И куратор по-отечески попросил: «Лариса, но ради мамы! В память о ней доучись!» Я доучилась. Диплом инженера-механика по сварочному оборудованию получила.

— А знаки судьбы? Были такие у Вас?

— Все мое появление в театре – это та-а-акой знак судьбы! Случай ко мне пришел! Сумела закончить театральный институт с красным дипломом.

— А сомнения? Не страшно было ступать на актерскую тропу?

— Мой педагог — профессор Вячеслав Иванович Анисимов говорил мне: «Плохо тебе будет в театре – у тебя несоответствие внешнего – внутреннему! Сверху – Белочка, а внутри!!!»

— А начиналось все со смехклуба «Аванс» при КМИ, да? Он тогда гремел по всему городу.

— Мне уже было к 28-ми годам, жизнь моя устаканилась. Меня заметили именно в «Авансе». Все сложилось. Петелька-крючочек, как говорят у нас — и я в студии при драмтеатре. Руководил ей Леонид Григорьевич Гушанский, Наталья Фредовна Плеханова – куратор. Брать иногородних в труппу театра в 90-е не было возможности. Где взять квартиры? И решили создать студию из местных. Мы жили-были в театре круглосуточно! Восемнадцать студийцев, связанных горячей любовью к сцене, дружбой и куражом. С Леонидом Гушанским и Виктором Чукиным актерским мастерством занимались; речью – с Жанной Тумановой, актрисой нашего театра; на танцы к Фальковым бегали в культпросвет училище. Было безумно интересно!

Бывало, я ложилась вечером и думала: какой театр? Ты посмотри на себя! Это я сейчас понимаю, что актрисы разные нужны! Каждый вечер я с одной мыслью ложилась, а просыпалась – уже с другой.

— Как появился в вашей актерской жизни московский режиссер Александр Горбань?

— Я еще была в декретном со своим сыном. А в нашем театре дают «Женить-БУ» Гоголя. Прихожу на премьеру. И офигиваю от радости за своих коллег! Что я увидела на сцене! Я просто обалдела. У нас же был актерский голод: одно и то же, одно и то же. А тут! И когда вновь через год приехал Горбань «Хоп! Хей-хоп!» ставить — у меня сомнений не было.

— Двенадцать лет шли спектакли Горбаня в театре. У Вас случилась белая полоса Горбань?

— Есть Режиссер с большой буквы. И просто. Я ему верила бесконечно. «Лариска, прыгай!» – командует. Я сразу: «Куда?» Ни зачем, ни почему. Я очень благодарна Александру Горбаню, что он ушел от моего артистического амплуа и дал мне возможность сыграть Нинель Карнаухову в комедии «Даёшь Сингапур!» Эту роль посвятила своей маме (кивает на фото из спектакля на стене в гримерной). Видите, мамина прическа.

— Как собирается образ? Из чего?

— Мне, не знаю как кому, часто нужна деталь. Не костюм, а деталь.

— Было, что даже комсомольский значок Вам очень помог?

— Зерно посадят – оно расти начинает. С Гушанским мы репетировали «Домик на окраине» по Арбузову. На Гаврилову из комитета комсомола я тогда пробовалась. А когда училась в КМИ – комсоргом была. У меня весь поток ходил со значками! Чуть что – подхожу к однокурсникам: «Апп! Паччему – без значка?» И запасные значочки у меня всегда в запасе были, они копейки стоили. На всей одежде у меня был приколот комсомольский значок!

— Вы тогда были признаны лучшим комиссаром области?

— Да! И ваш сегодняшний редактор газеты «Курган и курганцы» Александр Алпаткин для газеты меня сфотографировал. Для роли Гавриловой я взяла из запасов значок и приколола на свитер. И «пошла» она у меня! Гушанский так этим проникся, что сказал: «Вы будете играть Веру! Я хочу посмотреть, что вы сделаете с Верой!» Дал самую центральную героиню!

— Я посмотрела огненное видео, где Вы играете та-а-акую Бабку!

— Да-ааа! Это спектакль «Семейный портрет с посторонним». В 46 лет я стала «мамой» моего ровесника Сергея Радькова. Московский режиссер Сергей Усков отрезал: «Только Лариску надо на роль Бабки, только Лариску!» Долго Бабка у меня рождалась. Заведующая костюмерным цехом подобрала кофту – и Бабка пошла! И плечи опустились, и бюстгалтер такой я специально надела, чтобы титьки сделать пониже. Мне прорисовывали все мимические морщины. Грим – страшная вещь. Лицо свое убила, полгода восстанавливала потом!

— Вас узнавали в «бабкином» образе? На видео вы там выпрыгиваете, простите, как черт из табакерки.

— Сидит родня в зале, золовка с матерью. Мать шепотом: «Лариска-то наша где? Ты, когда она выйдет, мне скажи!» Та отвечает: « Мам, ты чё? А из подпола кто вылез??»

— Спектакль недолго на сцене тогда продержался?

— Администраторы объяснили, что деревенская тема не очень интересна курганскому зрителю! А я там так окала: «ПрОхОдитя-прОхОдитя, — там и постеля чистая!». Пока говорила «нормально» – роль так не складывалась.

— Как Вам досталась «немая» роль, Лариса Юрьевна?

— Вышли мы из отпуска, объявляют, кто занят в «Грозе». Меня нет вообще! Режиссер Ирина Вильямовна Керученко извиняется: «Лариса Юрьевна, ну вот так получилось. Я решила, что не будет вас в этом спектакле…». И я уехала в свою «деревню», на дачу. И вдруг мне передают, что вечером — на репетицию. Прикатываюсь: здрасти, забор покрасьте! И мне сразу вопрос: «Сможете сыграть убогую?» И мозги заработали, начала придумывать! Нас мой преподаватель Анисимов как учил: режиссер говорит, что он хочет от артиста, а тот обязан пять разных вариантов показать. Но не знала Керученко, что мой отец был глухой, и я выросла среди глухих людей! Я с детства впитала, как они себя ведут, я знаю их язык, я привыкла руками махать.

«Гроза». Феклуша- арт. Ирина Шалимова, Марфа Игнатьевна Кабанова (Кабаниха) — арт. Екатерина Горяева, городской житель — арт. Лариса Эта.

— Пять вариантов придумали? – не верю я как Станиславский.

— Ну, пять–не пять… Родной брат моего отца, крупный такой мужик (у них в роду крупные мужики все были), матершинник, начальник, пьющий, горластый дядя Гена. Его парализовало, и Господь его лишил языка, речь не восстановилась. Он мог только «Ой-ёё!». Любая эмоция — это «Ой-ёё!», но с разной интонацией! И режиссер захотела от меня такой «глухонемой» монолог на этом языке (актриса показывает, как мычит ее героиня, произносит низко: «Ой-ёё!»). Все получилось.

— Были у Вас какие-то нестандартные, шоковые ситуации на сцене?

— Было, конечно, всякое! Вот мой любимый режиссер Горбань постоянно все менял, мизансцены в том числе. Мы, понятно, все за ним записывали и зарисовывали. Но именно на премьерном спектакле моя партнерша Елена Шубёнкина вдруг села на скамеечку и заулыбалась. А по сценарию она должна была плакать – целый кусок спектакля неожиданно выпал у нас. Я в панике! Ну, выкрутились. Режиссер как переживал! Стоял весь белый.

— А стеклянная бутылка, что птицей улетела в зал?

— О, это был ужас! Просто не довернули крышку у бутылки, партнерша моя рукой махнула, а бутылка сорвалась и… полетела! В такие моменты время словно растягивается. Бутылка летела-летела к зрителю, мы следили-следили за ней и, наконец, медленно упала между партером и амфитеатром. Никого не задев!

— А разыгрывал ли кто Вас на подмостках?

— Было! В «Зайке-зазнайке» играла. Там уже партнеры прикололись: сил не было одно и то же по этим летним лагерям показывать! Моему Зайчику надо бы ружье схватить с пола – а оно… приколочено!

— Смогли оторвать?

— Конечно.

— Говорят, у вас абсолютный музыкальный слух?

— Мы всегда дома пели в маминой семье на два-три голоса. Бабушка завещала: «Умру, на поминках споете!». Я петь вообще начала раньше, чем говорить. И у меня вечно бант на боку был – та еще девочка. Но три года музыкалки прошла! Это был ужас, ненавидела ее. И когда мне дали год передышки, я пустилась во все «тяжкие». Записалась в разные кружки, научилась шить-вязать, одежду моделировать, даже в юннаты пошла. Оттуда и моя любовь к земле осталась.

— Сейчас на чем-то играете?

— В бубен могу!

— А лицедейство в жизни используете, Лариса Юрьевна?

— Бывает! Внутри бушуют бури – снаружи все прекрасно. Могу для сцены «снять» с кого-то «кальку», к примеру, как залу кланяется или манеру поведения продавщицы в магазине. Но я воспитывалась в семье, где ложь, двуличие, лицемерие всегда считались страшными грехами. Я и детям своим старалась привить это.

— Мама Лариса передала свой актерский дар детям по наследству?

— Упаси Бог! Дочь сразу пошла «в науку», это — в папу.

— А сын?

— Иван появился внезапно, через 14 лет после дочери. Умышленно не развивала в Иване театральность. Хотя у него поровну: одна половина — «барабан», другая – наука.

— И что сын выбрал?

— Баллистику и гидроаэродинамику (отвечает сразу, быстро — три дня, смеется, учила — ред.). Делать будет военные самолеты.

— В общем, не в актерство?

— Актерская профессия – она же… гадкая, «противная». Для мужчины особенно. Если мы, женщины, можем спрятаться за мужа: я в домике, я в золотой пирамидке! То для мужчины, как для добытчика, это сложно. Иван был «калтавый». Все звуки ему ставила, кроме картавости: пусть будет актерская профнепригодность! А он взял и сам научился!

— А если вдруг все же бросится с головой, как Вы когда-то, в актерство? Поддержите?

— Конечно, я бы помогла, чем могла. Но была бы… недовольна!

— А снятся Вам театральные сны?

— Это почему-то тревожные сны. Снятся репетиции. Помню сон, где на меня надевают платье, выталкивают на сцену – играть Нину Заречную. Я ору: «Вы с ума сошли? Я не играю Нину Заречную!» А мне в ответ: «Играешь-играешь!!!»

— Узнав, что вы мечтаете о главной роли в спектакле «Странная миссис Сэвидж», я с удовольствием посмотрела телеспектакль с Марецкой. И вправду, согласна полностью, роль – ваша. И Вы бы ее сыграли более… энергично. А есть еще какая роль-мечта?

— Были мечты! Сыграть Тамару в «Пяти вечерах». Помните, фильм такой с Людмилой Гурченко? Сыграть и умереть! Я в нем когда-то играла Зою.

— Вы разбираетесь в людях, Лариса Юрьевна?

— Мы, артисты, распознаем людей, считываем людей – в стольких мы характерах покопались за всю жизнь!

— А как Вам играть в «хоре», как говорят в театре, «людей всё»?

— Мне в хоре спокойно, мне надежно: я не одна. Поэтому играть в хоре – да на раз-два!

— А самый-самый запомнившийся комплимент себе помните?

— Мне такой сделали в Казахстане, в Петропавловске. После нашего спектакля мы поднимались по лестнице наверх на банкет. И старейший артист театра имени Николая Погодина, когда меня увидел, произнес: «Мы только на вас и смотрели!»

— Давайте вспомним Ваши моменты счастья.

— Счастья? В жизни был момент абсолютного счастья – момент рождения моего сына. Как-то так получилось.

Я испытываю счастье всегда на поклоне, когда слышу зрительские аплодисменты. Это точно!